Синдром поликистозных яичников и беременность

Ананьев Е.В.

ФГБУ Научный центр акушерства, гинекологии и перинатологии им. академика В.И. Кулакова Минздрава России, Москва
Цель исследования. Провести систематический анализ данных, представленных в современной литературе, об акушерских осложнениях у женщин с синдромом поликистозных яичников (СПКЯ).
Материал и методы. В обзор включены данные зарубежных и отечественных исследований, опубликованных в электронных базах Medline, PubMed, Cochrane Library за последние 10 лет.
Результаты. В представленном обзоре рассмотрены данные, касающиеся таких осложнений беременности при СПКЯ, как невынашивание беременности, многоплодие, гипертензия беременных и преэклампсия, гестационный сахарный диабет, рождение детей малых к сроку и с макросомией, а также некоторые патофизиологические процессы, которые могут лежать в основе осложнений.
Заключение. Гиперандрогиния, инсулинорезистентность, ожирение и дислипидемия, характерные для СПКЯ, вероятно, являются критическими факторами для процессов инвазии трофобласта и плацентации, а также могут повлиять на здоровье матери и ребенка. Для профилактики неблагоприятных исходов беременности рекомендуется проведение прегравидарного консультирования женщин с СПКЯ и тщательное наблюдение во время беременности.

Ключевые слова

синдром поликистозных яичников
гиперандрогения
инсулинорезистнтность
невынашивание беременности
гестационный сахарный диабет
гипертензия
преэк­с­лампсия

Синдром поликистозных яичников (СПКЯ) считается одним из наиболее распространенных эндокринных заболеваний женщин. Частота встречаемости его зависит как от диагностических критериев, так и от расово-этнических характеристик популяции, варьируя от 6 до 21% [1]. Диагностическими критериями СПКЯ являются гиперандрогения, дисфункция яичников и их поликистозная морфологическая структура. Несмотря на то, что у 50% пациенток с СПКЯ наблюдается избыточная масса тела или ожирение и у 30–70% имеется инсулинорезистентность, данные признаки метаболического синдрома не относят к числу диагностических критериев СПКЯ [2]. Ассоциация СПКЯ с нарушением репродуктивной функции хорошо известна, но СПКЯ также присущи и иные метаболические нарушения, могущие оказывать негативное влияние на репродуктивное здоровье и качество жизни женщин [3]. Гиперандрогения, гиперинсулинемия и ожирение оказывают выраженное влияние на течение беременности у пациенток с СПКЯ.

Ассоциируемые с СПКЯ акушерские осложнения включают невынашивание беременности, гестационный диабет, гипертензию беременных, повышение или снижение массы тела новорожденных, а также рост перинатальной смертности и частоты оперативных родов [4, 5]. Наличие данных ассоциаций в основном подтверждено результатами трех крупных мета-анализов [6–8]. Их можно считать основой современных представлений о влиянии СПКЯ на беременность. Тем не менее, результаты этих мета-анализов были получены путем синтеза данных ретроспективных и проспективных исследований, зачастую отличающихся малым объемом выборки, отсутствием учета вероятных факторов помех, как например индекс массы тела (ИМТ).

Существенно, что гетерогенность СПКЯ как такового и малое количество крупных рандомизированных контролируемых исследований (РКИ) по изучению течения беременности при данной патологии ограничивают понимание причинно-следственных связей между СПКЯ и осложнениями беременности. В настоящее время принят единственный консенсусный документ, указывающий на повышение риска осложнений у беременных с СПКЯ. В нем в качестве возможных факторов ухудшения прогноза упоминаются ожирение и/или инсулинорезистентность [9].

В представленном обзоре рассмотрены данные современной научной литературы, касающиеся осложнений беременности при СПКЯ, а также некоторые патофизиологические процессы, которые могут лежать в основе данной ассоциации.

Невынашивание беременности

В настоящее время вопрос о том, повышен ли риск самопроизвольного выкидыша у беременных с СПКЯ, остается предметом обсуждений. Согласно Амстердамскому консенсусу 2012 г., частота ранних потерь беременности у пациенток с СПКЯ сравнима с таковой у здоровых женщин [9]. Мета-анализ течения беременностей, наступивших после программ экстракорпорального оплодотворения (ЭКО) у пациенток с СПКЯ и без такового, не позволил выявить различий в отношении частоты выкидышей (ОШ 0,9, 95% ДИ 0,5–1,8) [10]. Ни в одном из 9 исследований, вошедших в данный мета-анализ, различия между данными группами не наблюдалось. Недавнее исследование, включающее 1084 пациентки (из них 71 с СПКЯ), которым была проведена программа ЭКО, показало, что после коррекции в отношении гипертензивных осложнений у беременных риск родоразрешения до 37 недель беременности не достиг статистической значимости [11].

Тем не менее, результаты крупного австралийского лонгитюдного исследования здоровья женщин показали, что частота невынашивания оказалась значимо выше в группе беременных с СПКЯ по сравнению с контрольной группой (20% по сравнению с 15% соответственно, P=0,003) [12]. Хотя в отличие от ИМТ, СПКЯ не считается независимым фактором риска невынашивания в группах женщин с избыточной массой тела и ожирением (ОШ 1,2, 95% ДИ 1,04–1,4, P=0,02 и ОШ 1,4, 95% ДИ 1,1–1,6, P=0,001 соответственно). Недавнее ретроспективное обсервационное исследование A.E. Joham и соавт. (2014), в котором методом «случай–контроль» проводилось сопоставление по возрасту и ИМТ 9068 беременных женщин с СПКЯ, продемонстрировало повышение частоты невынашивания беременности и преждевременных родов (корригированное ОШ 1,70, 95% ДИ 1,56–1,84 и 1,25; 1,1–1,43 соответственно). Лечение бесплодия относят к числу самостоятельных факторов риска потери беременности среди пациенток с СПКЯ (ОШ после коррекции 3,2, 95% ДИ 2,4–4,2, P<0,001). Значимых различий в количестве рожденных детей между пациентками с СПКЯ и без такового не наблюдалось [12]. Последнее наблюдение позволяет коснуться вопроса о возможности ассоциации СПКЯ и привычного невынашивания. К сожалению, вследствие расхождений оценки состояния яичников, обусловленных использованием нестандартизованных диагностических критериев и различных доступов при ультразвуковом исследовании (трансвагинальный или трансабдоминальный), а также разнообразных критериев отбора пациенток, ее можно считать малоизученной.

Патофизиологическими основами ранних потерь беременности при СПКЯ могут являться такие часто встречающиеся метаболические и эндокринные нарушения, как ожирение, гиперинсулинемия и гиперандрогения, а также нарушение функции эндометрия [4, 13]. Роль материнских факторов при потерях беременности при СПКЯ анализируется в работе Q. Wang и соавт. (2016) [14]. По полученным данным частота хромосомной анеуплоидии среди абортусов пациенток с СПКЯ была значимо ниже (р=0,001) таковой среди абортусов пациенток без СПКЯ после коррекции на возраст женщин.

Традиционно считается, что избыточная масса тела и ожирение оказывают негативное влияние как на здоровье матери, так и на здоровье ее будущего ребенка [15]. Исследования показывают, что более трети пациенток с СПКЯ страдают ожирением. Cреди женщин с СПКЯ, у которых беременность наступила после индукции овуляции низкими дозами гонадотропинов, избыточная масса тела (ИМТ 25–27,9 кг/м2) ассоциировалась с повышенным риском самопроизвольного выкидыша на сроке до 8 недель беременности (60% по сравнению с 27%, P<0,05) [16]. Результаты крупного когортного исследования указывают на роль ожирения, как фактора ранних потерь беременности у пациенток с СПКЯ [17]. Однако риск потери беременности теряет статистическую значимость после коррекции на ожирение. Данные работы указывают на очевидную целесообразность снижения массы тела и изменений образа жизни пациенток с СПКЯ, стремящихся забеременеть. Однако Кохрановское исследование не позволило однозначно оценить эффекты данных вмешательств при СПКЯ вследствие недостаточного количества работ с адекватным дизайном исследований [18]. Нельзя не обратить внимания на недавнее исследование, включившее 93 пациентки с СПКЯ и ожирением и 107 с СПКЯ без такового, которое продемонстрировало значимое повышение частоты преждевременных родов в первой группе (корригированное ОШ 0,1, 95% ДИ 0–0,6, P=0,01) [19].

Возможные преимущества снижения массы тела перед беременностью, видимо, должны стать предметом дальнейших исследований.

Часто встречающаяся при СПКЯ и ожирении гиперинсулинемия также может являться не зависящим от ИМТ фактором потери беременности. В качестве возможных патофизиологических механизмов невынашивания беременности обсуждаются нарушения паракринного регулирования сигнальных процессов в эндометрии. Так, снижение уровня белка, связывающего инсулиноподобный фактор роста-1, может привести к усилению митотического эффекта инсулиноподобного фактора роста на эндометрий и прямым эффектам в отношении роста плода и развития у беременной преэклампсии и невынашивания беременности [20]. Имеются данные о том, что снижение уровня эндометриального белка гликоделина способно ослабить физиологическую иммуносупрессию ранней беременности и оказать негативное влияние на процессы инвазии трофобласта [21]. Есть данные о том, что гиперинсулинемия в сочетании с гиперандрогенией ведет к повышению резистентности периферических тканей организма к инсулину, что обусловливает отягощение гиперинсулинемии и развитие гипергликемии плода. Аномалии липидного профиля и снижение уровня адипонектина при СПКЯ предрасполагают к развитию гестационного диабета [22].

Известно, что гиперандрогения часто встречается при привычном невынашивании беременности, как при СПКЯ, так и без него [23]. Заметим, что сравнение научных исследований затруднено из-за отсутствия стандартного набора определяемых андрогенов [24]. В настоящее время в качестве возможного патологического механизма потери беременности при гиперандрогении все чаще рассматривается аномальное развитие эндометрия, оно может быть обусловлено влиянием половых гормонов на функционирование сосудов матки и процессы васкуло- и ангиогенеза в плаценте. Это ведет к нарушениям инвазии трофобласта, ремоделирования артерий матки и, как следствие, нарушению маточного кровотока. Существенно, что различные фенотипы заболевания ассоциируются с разной частотой макроскопических изменений в плаценте [25, 26].

По современным представлениям гиперандрогения способна повысить риск гипертензивных нарушений у беременных. В литературе указано, что риск неблагоприятных исходов беременности особенно высок у пациенток с СПКЯ и гиперандрогенией [27]. Существуют предположения о возможном неблагоприятном влиянии высоких уровней тестостерона, андростендиона и дегидроэпиандростерон-сульфата на процессы цервикального ремоделирования и функционирование миометрия во время беременности. При этом терапия метформином не оказала эффекта на длину шейки матки [28].

Среди прочих возможных факторов можно отметить прямое негативное влияние андрогенов на яйцеклетку. Сбор научных данных, касающихся наличия фетальной гиперандрогении у пациенток с СПКЯ начался лишь недавно и результаты исследований концентрации андрогенов в пуповинной крови можно охарактеризовать как противоречивые [29, 30].

В проспективном сравнительном исследовании установлено, что на протяжении всей беременности как сывороточные уровни андрогенов, так и индексы инсулинорезистентности были различными при СПКЯ и в группе здоровых беременных женщин. Аналогичные различия были обнаружены между пациентками с осложненным и неосложненным течением беременности [31].

Влияние современных методов индукции овуляции при СПКЯ, включающих применение кломифена, метформина, гонадотропинов, а также дриллинга яичников на прогноз вынашивания беременности остается до сих пор до конца неустановленным [23]. В последнее время наибольшее внимание уделяется роли перорального антигипергликемического препарата метформина в снижении частоты самопроизвольных выкидышей и повышении частоты родов живым плодом у пациенток с СПКЯ. Мета-анализ, проведенный той же группой исследователей, не позволил подтвердить эффективность метформина в снижении частоты невынашивания у пациенток с СПКЯ [32]. Исследования влияния метформина на течение беременности продолжаются. Недавний мета-анализ 13 работ, включая 5 РКИ и 8 когортных исследований (всего 1606 беременных пациенток с СПКЯ), показал ассоциацию терапии метформином со снижением частоты потерь беременности раннего срока (ОШ 0,19, 95% ДИ 0,12–0,28, P < 0,00001) и преждевременных родов (ОШ 0,37, 95% ДИ 0,20–0,68, P=0,002) [33].

Многоплодие

Многоплодные беременности считаются наиболее важной причиной повышения частоты перинатальных осложнений после лечения бесплодия. Данный фактор имеет особое значение у пациенток с СПКЯ, которым проводилась стимуляция овуляции при ановуляторном бесплодии [34]. С другой стороны, СПКЯ сам по себе не является фактором риска повышения частоты многоплодных беременностей при применении вспомогательных репродуктивных технологий, поскольку последние независимо от СПКЯ ассоциируются с таковыми [35]. Следует отметить, что в одном из мета-анализов не было выявлено различий по частоте многоплодия между беременными с СПКЯ и без него. Сравнение же исходов многоплодных беременностей оказалось невозможным в виду отсутствия соответствующей стратификации во включенных в мета-анализ работах [6].

Многоплодная беременность в первую очередь связана с повышением частоты преждевременных родов, хотя при ней отмечается рост многих других акушерских и неонатальных осложнений. Популяционное когортное исследование, включившее 20 965 двоен, показало, что пациентки с СПКЯ имеют повышенный риск преждевременных родов (ОР 1,96, 95% ДИ 1,05–1,36), недоношенности (ОР 1,82, 95% CI 1,30–2,53) и низкой массы тела при рождении (ОР 1,39, 95% ДИ 1,10–1,76) [36]. Однако нельзя не отметить, что после коррекции по ИМТ и сроку гестации различия не были статистически значимыми.

Гипертензия беременных и преэклампсия

В трех мета-анализах [6–8] отмечено повышение риска артериальной гипертензии беременных при СПКЯ в 3–4 раза. Схожая картина наблюдалась и при оценке риска развития преэклампсии. Патофизиологической основой развития гипертензивных осложнений у беременных с СПКЯ могут быть гиперандрогения, инсулинорезистентность, дислипидемия и хроническое воспаление. Они, как предполагается, ведут к нарушению процесса инвазии трофобласта в гладкомышечные и соединительнотканные слои сосудистой стенки спиральных артерий, неполноценной сосудистой трансформации и последующему повышению импеданса сосудов матки [27]. При подтверждении этой патофизиологической гипотезы представляется возможной разработка критериев риска развития гипертензии беременных и преэклампсии у пациенток с СПКЯ на основе результатов исследования кровотока в пупочной артерии.

При анализе двух исследований высокого качества подтверждено значительное повышение риска артериальной гипертензии (ОШ 3,71, 95% ДИ 1,72–17,49) и преэклампсии (ОШ 3,47, 95% ДИ 1,95–6,17) у беременных с СПКЯ [6]. Нельзя не отметить, что пациентки с СПКЯ характеризовались меньшим количеством родов в анамнезе, повышенным ИМТ и многоплодием. Известно, что отсутствие родов в анамнезе, ожирение и многоплодие являются независимыми факторами риска развития преэклампсии. В исследовании K. Duckitt (2005) 9068 беременных с СПКЯ терапия метформином ассоциировалась с повышением частоты преэклампсии на ~50% [37]. Это может отражать как истинный неблагоприятный эффект метформина, так и, что более вероятно, тенденцию к назначению данного препарата при беременностях высокого риска.

Проведенное в Швеции крупное популяционное когортное исследование позволило сравнить 3787 женщин с СПКЯ и 1 191 336 женщин без такового. Среди первых было выявлено статистически значимое повышение частоты преэклампсии (ОШ 1,45, 95% ДИ 1,24–1,69) после внесения коррекции на ИМТ и применение вспомогательных репродуктивных технологий [38]. Три не вошедших в вышеупомянутые мета-анализы исследования беременных с СПКЯ в целом подтвердили результаты мета-анализов. В первом при СПКЯ отмечено значимое повышение частоты развития преэклампсии (ОШ 3,18, 95% ДИ 2,18–4,62). После коррекции по ИМТ и количеству родов в анамнезе риск снизился (ОШ 1,69, 95% ДИ 0,99–2,88), хотя в подгруппе женщин с СПКЯ и клиническими проявлениями гиперандрогении он оставался значимо повышенным (ОШ 2,41, 95% ДИ 1,26–4,58) [39]. Во втором исследовании «случай-контроль» риск гипертензии беременных и преэклампсии был повышен среди гетерогенной выборки пациенток с СПКЯ по сравнению с контрольной группой (12,7 и 8% по сравнению с 5,3 и 2% соответственно) [40]. В третьем исследовании по изучению течения беременностей после программ ЭКО частота развития гипертензивных осложнений была значительно выше при наличии СПКЯ (ОШ 4,25, 95% ДИ 1,94–9,32) после коррекции по возрасту, количеству родов в анамнезе, ИМТ и времени до наступления настоящей беременности [11].

Гестационный сахарный диабет (ГСД)

Более чем у половины небеременных женщин с СПКЯ наблюдаются проявления инсулинорезистентности, приблизительно 40% женщин к 40 годам страдают сахарным диабетом II типа или нарушением толерантности к глюкозе. Неудивительно, что при наступлении у них беременности происходит индукция или прогрессирование инсулинорезистентности и развитие ГСД, который является наиболее частым из описанных при СПКЯ осложнений беременности. Риск ГСД у пациенток с СПКЯ повышен в 3–4 раза [6–8]. Как и при невынашивании, ожирение является потенциальным фактором помех при установлении ассоциации между СПКЯ и ГСД. Мета-анализ ассоциации ИМТ и ГСД показал, что риск нарушения толерантности к глюкозе статистически значимо коррелирует с показателем ИМТ до наступления беременности [41]. Вероятность развития ГСД у женщин с избыточной массой тела, умеренным или морбидным ожирением составляет: 1,97 (95% ДИ 1,77–2,19), 3,01 (95% ДИ 2,34–3,87) и 5,55 (95% ДИ 4,27–7,21) соответственно. Надо отметить, что даже после коррекции по ИМТ риск развития ГСД у пациенток с СПКЯ остается повышенным (ОШ 2,94, 95% ДИ 1,70–4,08) [6]. В крупном шведском популяционном исследовании частота ГСД среди беременных с СПКЯ превысила таковую в контрольной группе более чем в 2 раза даже с учетом возможных факторов помех (ОШ 2,32, 95% ДИ 1,88–2,88) [39]. В австралийском исследовании когорты женщин репродуктивного возраста повышенный риск развития ГСД при СПКЯ также оставался высоким (ОШ 2,1, 95% ДИ 1,1–3,9) после коррекции по возрасту, ИМТ, артериальной гипертензии, курению и демографическим факторам [42].

Ранняя диагностика ГСД представляется особенно важной для снижения рисков развития осложнений как со стороны матери, так и со стороны плода, включающих многоводие, макросомию, родовые травмы, оперативное родоразрешение и повышенную перинатальную смертность [43–45]. Диетологическое консультирование, контроль уровня глюкозы и инсулинотерапия позволяют снизить тяжелую перинатальную заболеваемость и улучшить качество жизни женщин.

Уже упоминавшийся в настоящем обзоре лекарственный препарат метформин, повышающий чувствительность тканей к инсулину и подавляющий глюконеогенез, часто применяется у небеременных пациенток с СПКЯ с целью коррекции инсулинорезистентности и гиперандрогении [46]. Благоприятный профиль безопасности данного препарата привел к идее его применении у беременных с СПКЯ для снижения риска развития ГСД. Тем не менее, назначение метформина в ранние сроки беременности не позволило снизить частоту развития ГСД по сравнению с контрольной группой (17,6 и 16,9% соответственно, P=0,87) [47]. Необходимо отметить, что метформин продемонстрировал сравнимую с инсулином эффективность при ведении пациенток с ГСД в отношении частоты развития перинатальных осложнений [48].

Отклонения массы тела новорожденных

Высокий риск развития ГСД и преэклампсии при СПКЯ позволяет предположить, что новорожденные дети находятся в группе риска по отклонениям массы тела, включая макросомию и рождение малых для срока гестации детей [4]. Стоит заметить, что в научной литературе четкой взаимосвязи между наличием СПКЯ у матери и частотой данных осложнений не установлено. Возможно, это объясняется использованием различных критериев макросомии и маловесных новорожденных. Результаты мета-анализа Boomsma и соавт. (2006), в котором анализировались 12 научных работ, показали статистически значимое снижение массы тела новорожденных при СПКЯ (средняя разница в весе –

38,4 г, 95% ДИ – 62,2–14,6) [6]. Хотя очевидно, что это различие едва ли возможно рассматривать как существенное. При анализе четырех работ, в которых пациентки были сопоставлены по факторам помех с контрольной группой, статистически значимых различий в отношении массы тела при рождении выявить не удалось. Не наблюдалось также повышения частоты макросомии или задержки внутриутробного развития плода [6].

Перинатальная заболеваемость и смертность

В мета-анализе, включающем пять работ (162 случая беременности у пациенток с СПКЯ и 725 в группе контроля), показано существенное повышение перинатальной смертности при СПКЯ (ОШ 3,07; 95% ДИ 1,03–9,21) [6]. В качестве причин перинатальной смертности указываются несовместимые с жизнью пороки развития, истмико-цервикальная недостаточность и преждевременная отслойка плаценты. Как и для большинства вышеперечисленных осложнений беременности, ИМТ пациенток с СПКЯ был значительно выше, чем в контрольной группе. Предполагается, что он может являться независимым фактором риска перинатальной смертности.

По данным крупного шведского исследования, пациентки с СПКЯ имеют повышенный риск неблагоприятных исходов беременности и родов, который не может быть приписан только повышенной частоте применения вспомогательных репродуктивных технологий. Дети матерей с СПКЯ чаще имели повышенную для гестационного срока массу тела (корригированное ОШ 1,39; 95% ДИ 1,19–1,62), аспирацию мекония (корригированное ОШ 2,02; 95% ДИ 1,13–3,61), крайнюю недоношенность (корригированное ОШ 2,21; 95% ДИ 1,69–2,90) и оценку по шкале Апгар <7 через 5 мин после родов (корригированное ОШ 1,41; 95% ДИ 1,09–1,83) [39]. Другое когортное исследование подтвердило повышение риска преждевременных родов (ОШ 2,28, 95% ДИ 1,51–3,45) [40]. Однако повышенный риск был выявлен лишь у женщин с СПКЯ и гиперандрогенией (ОШ 2,78, 95% ДИ 1,62–4,77), среди пациенток с нормальным профилем андрогенов риск оставался неизменным (ОШ 1,35, 95% ДИ 0,54–3,39).

Способ родоразрешения

При анализе восьми исследований повышенная частота родов путем кесарева сечения была отмечена у женщин с СПКЯ по сравнению с контрольной группой (ОШ 1,56; 95% ДИ 1,20–2,02) [6]. Вместе с тем три других исследования подобной закономерности не подтвердили (ОШ 0,92; 95% ДИ 0,54–1,58). Похожие результаты были получены в рамках двух мета-анализов [7, 8]. Разницы в частоте неосложненных родов через естественные родовые пути, родов с наложением акушерских щипцов или применением вакуум-экстрактора не наблюдалось (ОШ 1,37; 95% ДИ 0,80–2,35).

Заключение

В настоящее время проблема взаимосвязи осложнений беременности и СПКЯ оставляет больше вопросов, чем ответов. Очевидно, что для уточнения влияния СПКЯ на неблагоприятные исходы беременности необходимо проведение проспективных исследований, предполагающих тщательную разработку дизайна, использующих стандартизованные диагностические критерии СПКЯ и различных осложнений беременности. Известные в настоящее время исследования позволяют предположить, что такие характеристики СПКЯ, как гиперандрогения, инсулинорезистентность, ожирение и дислипидемия могут оказаться критически важными для процессов инвазии трофобласта и плацентации, а также в долгосрочной перспективе повлиять на здоровье матери и ребенка [25].

Сведения о повышении риска осложнений и неблагоприятных исходов беременности позволяют рекомендовать проведение прегравидарного консультирования женщин с СПКЯ и тщательное наблюдение во время беременности. Представляется важной разработка стратегий мониторинга беременных и оценка их эффективности, в особенности для профилактики осложнений беременности у женщин с классическими фенотипами СПКЯ и/или наличием сопутствующих заболеваний и факторов риска. Литературные данные о применении лекарственных средств у беременных с СПКЯ весьма скудны. Подготовка к беременности у этой группы пациенток чаще всего включает изменение питания и образа жизни, применение оральных контрацептивов и метформина [49]. Среди прочих фармакологических средств (розиглитазон, пиоглитазон, инозитол) следует отметить последний, который может оказывать влияние на сигнальную трансдукцию молекул инсулина. В исследовании по применению мио-инозитола у пациенток программ ЭКО с СПКЯ было выявлено улучшение качества яйцеклеток [50]. Хотя как и в случае использования пищевых добавок в целом, применение мио-инозитола сопряжено с риском внедрения его в медицинскую практику как «модного» препарата без проведения проспективных РКИ. Хочется надеяться, что новые данные в отношении ассоциации осложнений беременности и СПКЯ сделают возможной разработку клинических рекомендаций, которые позволят снизить риск акушерских и неонатальных осложнений среди пациенток с СПКЯ.

Список литературы

1. Bozdag G., Mumusoglu S., Zengin D., Karabulut E., Yildiz B.O. The prevalence and phenotypic features of polycystic ovary syndrome: a systematic review and meta-analysis. Hum. Reprod. 2016; 31(12): 2841-55.

2. Чернуха Г.Е., Блинова И.В., Купрашвили М.И. Эндокринно-метаболические характеристики больных с различными фенотипами синдрома поликистозных яичников. Акушерство и гинекология. 2011; 2: 70-6.

3. Orio F., Palomba S. Reproductive endocrinology: New guidelines for the diagnosis and treatment of PCOS. Nat. Rev. Endocrinol. 2014; 10(3): 130-2.

4. Boomsma C.M., Fauser B.C., Macklon N.S. Pregnancy complications in women with polycystic ovary syndrome. Semin. Reprod. Med. 2008;26(1): 72-84.

5. Зыкова Т.А., Малейков Н.В., Милавкина И.А. Возможно ли предупредить развитие гестационного диабета? Акушерство и гинекология. 2012; 4-2: 10-5.

6. Boomsma C.M., Eijkemans M.J., Hughes E.G., Visser G.H., Fauser B.C., Macklon N.S. A meta-analysis of pregnancy outcomes in women with polycystic ovary syndrome. Hum. Reprod. Update. 2006; 12(6): 673-83.

7. Kjerulff L.E., Sanchez-Ramos L., Duffy D. Pregnancy outcomes in women with polycystic ovary syndrome: a meta-analysis. Am. J. Obstet. Gynecol. 2011; 204(6): 558. e1-e6.

8. Qin J.Z., Pang L.H., Li M.J., Fan X.J., Huang R.D., Chen H.Y. Obstetric complications in women with polycystic ovary syndrome: a systematic review and meta-analysis. Reprod. Biol. Endocrinol. 2013; 11: 56.

9. Amsterdam ESHRE/ASRM-Sponsored 3rd PCOS Consensus Workshop Group. Consensus on women’s health aspects of polycystic ovary syndrome (PCOS). Hum. Reprod. 2012; 27(1): 14-24.

10. Heijnen E.M., Eijkemans M.J., Hughes E.G., Laven J.S., Macklon N.S., Fauser B.C. A meta-analysis of outcomes of conventional IVF in women with polycystic ovary syndrome. Hum. Reprod. Update. 2006; 12: 13-21.

11. Sterling L., Liu J., Okun N., Sakhuja A., Sierra S., Greenblatt E. Pregnancy outcomes in women with polycystic ovary syndrome undergoing in vitro fertilization. Fertil. Steril. 2016; 105(3): 791-7. e2.

12. Joham A.E., Boyle J.A., Ranasinha S., Zoungas S., Teede H.J. Contraception use and pregnancy outcomes in women with polycystic ovary syndrome: data from the Australian Longitudinal Study on Women’s Health. Hum. Reprod. 2014; 29(4): 802-8.

13. Joham A.E., Palomba S., Hart R. Polycystic ovary syndrome, obesity, and pregnancy. Semin. Reprod. Med. 2016; 34(2): 93-101.

14. Wang Q., Luo L., Lei Q., Lin M.M., Huang X., Chen M.H., Zeng Y.H., Zhou C.Q. Low aneuploidy rate in early pregnancy loss abortuses from patients with polycystic ovary syndrome. Reprod. Biomed. Online 2016;33(1): 85-92.

15. Чернуха Г.Е. Ожирение как фактор риска нарушений репродуктивной системы у женщин. Consilium medicum. 2007; 6: 84-6.

16. Hamilton-Fairley D., Kiddy D., Watson H., Peterson C., Franks S. Association of moderate obesity with a poor pregnancy outcome in women with polycystic ovary syndrome treated with low dose gonadotrophin. Br. J. Obstet. Gynecol. 1992; 99(2): 128-131.

17. Wang J.X., Davies M.J., Norman R.J. Polycystic ovarian syndrome and the risk of spontaneous abortion following assisted reproductive technology treatment. Hum. Reprod. 2001; 16(12): 2606-2609.

18. Moran L.J., Hutchison S.K., Norman R.J., Teede H.J. Lifestyle changes in women with polycystic ovary syndrome. Cochrane Database Syst. Rev. 2011; (7): CD007506.

19. De Frene V., Vansteelandt S., T’Sjoen G., Gerris J., Somers S., Vercrusse L., Sutter D.P. A retrospective study of the pregnancy, delivery and neonatal outcome in overweight versus normal weight women with polycystic ovary syndrome. Hum. Reprod. 2014; 29(10): 2333-2338.

20. Luo L., Wang Q., Chen M., Yuan G., Wang Z., Zhou C. IGF-1 and IGFBP-1 in peripheral blood and decidua of early miscarriages with euploid embryos: comparison between women with and without PCOS. Gynecol. Endocrinol. 2016; 32(7): 538-42.

21. Lee C.L., Lam K.K., Koistinen H., Seppala M., Kurpisz M., Fernandez N. et al. Glycodelin-A as a paracrine regulator in early pregnancy. J. Reprod. Immunol. 2011; 90(1): 29-34.

22. Vrijkotte T.G., Krukziener N., Hutten B.A., Vollebregt K.C., van Eijsden M., Twickler M.B. Maternal lipid profile during early pregnancy and pregnancy complications and outcomes: the ABCD study. J. Clin. Endocrinol. Metab. 2012; 97(11): 3917-25.

23. Cocksedge K.A., Li T.C., Saravelos S.H., Metwally M. A reappraisal of the role of polycystic ovary syndrome in recurrent miscarriage. Reprod. Biomed. Online. 2008; 17(1): 151-60.

24. Rotterdam ESHRE/ASRM-Sponsored PCOS Consensus Workshop Group. Revised 2003 consensus on diagnostic criteria and longterm health risks related to polycystic ovary syndrome. Fertil. Steril. 2004; 81(1): 19-25.

25. Palomba S., Falbo A., Chiossi G., Tolino A., Tucci L., La Sala G.B., Zullo F. Early trophoblast invasion and placentation in women with different polycystic ovary syndrome phenotypes. Reprod. Biomed. Online. 2014; 29(3): 370-81.

26. Maliqueo M., Echiburú B., Crisosto N. Sex steroids modulate uterine-placental vasculature: implications for obstetrics and neonatal outcomes. Front. Physiol. 2016; 7: 152.

27. Palomba S., de Wilde M.A., Falbo A., Koster M.P., La Sala G.B., Fauser B.C. Pregnancy complications in women with polycystic ovary syndrome. Hum. Reprod. Update. 2015; 21(5): 575-92.

28. Shetelig Løvvik T., Stridsklev S., Carlsen S.M., Salvesen Ø., Vanky E. Cervical length and androgens in pregnant women with polycystic ovary syndrome: has metformin any effect? J. Clin. Endocrinol. Metab. 2016;101(6): 2325-31.

29. Caanen M.R., Kuijper E.A., Hompes P.G., Kushnir M.M., Rockwood A.L., Meikle W.A. et al. Mass spectrometry methods measured androgen and estrogen concentrations during pregnancy and in newborns of mothers with polycystic ovary syndrome. Eur. J. Endocrinol. 2016; 174(1): 25-32.

30. Daan N.M., Koster M.P., Steegers-Theunissen R.P., Eijkemans M.J., Fauser B.C. Endocrine and cardiometabolic cord blood characteristics of offspring born to mothers with and without polycystic ovary syndrome. Fertil. Steril. 2017; 107(1): 261-8. e3.

31. Falbo A., Rocca M., Musso T., D’Ettore A., Tolino A., Zullo F., Orio F., Palomba S. Changes in androgens and insulin sensitivity indexes throughout pregnancy in women with polycystic ovary syndrome (PCOS): relationships with adverse outcomes. J. Ovarian. Res. 2010; 3: 23.

32. Palomba S., Falbo A., Orio F. Jr., Zullo F. Effect of preconceptional metformin on abortion risk in polycystic ovary syndrome: a systematic review and meta-analysis of randomized controlled trials. Fertil. Steril. 2009; 92(5): 1646-58.

33. Zeng X.L., Zhang Y.F., Tian Q., Xue Y., An R.F. Effects of metformin on pregnancy outcomes in women with polycystic ovary syndrome A meta-analysis. Medicine (Baltimore). 2016; 95(36): e4526.

34. Johnston J., Gusmano M.K., Patrizio P. Preterm births, multiples, and fertility treatment: recommendations for changes to policy and clinical practices. Fertil. Steril. 2014; 102(1): 36-9.

35. Ghazeeri G.S., Nassar A.H., Younes Z., Awwad J.T. Pregnancy outcomes and the effect of metformin treatment in women with polycystic ovary syndrome: an overview. Acta Obstet. Gynecol. Scand. 2012; 91(6): 658-78.

36. Lovvik T.S., Wikstrom A.K., Neovius M., Stephansson O., Roos N., Vanky E. Pregnancy and perinatal outcomes in women with polycystic ovary syndrome and twin births: a population based cohort study. BJOG. 2015; 122(10):1295-1302.

37. Duckitt K., Harrington D. Risk factors for pre-eclampsia at antenatal booking: systematic review of controlled studies. BMJ. 2005; 330(7491): 565.

38. Rees D.A., Jenkins-Jones S., Morgan C.L. Contemporary reproductive outcomes for patients with polycystic ovary syndrome: A Retrospective Observational Study. J. Clin. Endocrinol. Metab. 2016; 101(4): 1664-72.

39. Roos N., Kieler H., Sahlin L., Ekman-Ordeberg G., Falconer H., Stephansson O. Risk of adverse pregnancy outcomes in women with polycystic ovary syndrome: population-based cohort study. BMJ. 2011; 343: d6309.

40. Naver K.V., Grinsted J., Larsen S.O., Hedley P.L., Jørgensen F.S., Christiansen M., Nilas L. Increased risk of preterm delivery and pre-eclampsia in women with polycystic ovary syndrome and hyperandrogenaemia. BJOG. 2014;121(5): 575-81.

41. Torloni M.R., Betrán A.P., Horta B.L., Nakamura M.U., Atallah A.N., Moron A.F., Valente O. Prepregnancy BMI and the risk of gestational diabetes: a systematic review of the literature with meta-analysis. Obes. Rev. 2009; 10(2):194-203.

42. Joham A.E., Ranasinha S., Zoungas S., Moran L., Teede H.J. Gestational diabetes and type 2 diabetes in reproductive-aged women with polycystic ovary syndrome. J. Clin. Endocrinol. Metab. 2014; 99(3):E447-52.

43. Ngai I., Govindappagari S., Neto N., Marji M., Landsberger E., Garry D.J. Outcome of pregnancy when gestational diabetes mellitus is diagnosed before or after 24 weeks of gestation. Obstet. Gynecol. 2014; 123(Suppl. 1):162-3.

44. Иванов Д.О., Шабалов Н.П., Петренко Ю.В. Гипогликемия новорожденных. Акушерство и гинекология. 2014; 5: 19-26.

45. Poolsup N., Suksomboon N., Amin M. Effect of treatment of gestational diabetes mellitus: a systematic review and meta-analysis. PLoS One. 2014; 9(3): e92485.

46. Зыкова Т.А., Уледева Л.В. Взаимодополняющие эффекты гипогликемических препаратов в процессе коррекции доклинических нарушений метаболизма при синдроме поликистозных яичников. Акушерство и гинекология. 2014; 11: 102-6.

47. Vanky E., Stridsklev S., Heimstad R., Romundstad P., Skogøy K., Kleggetveit O. et al. Metformin versus placebo from first trimester to delivery in polycystic ovary syndrome: a randomized, controlled multicenter study. J. Clin. Endocrinol. Metab. 2010; 95(12): E448-55.

48. Rowan J.A., Hague W.M., Gao W., Battin M.R., Moore M.P. Metformin versus insulin for the treatment of gestational diabetes. N. Engl. J. Med. 2008; 358(19): 2003-15.

49. Conway G., Dewailly D., Diamanti-Kandarakis E., Escobar-Morreale H.F., Franks S., Gambineri A. et al. European survey of diagnosis and management of the polycystic ovary syndrome: results of the ESE PCOS Special Interest Group’s Questionnaire. Eur. J. Endocrinol. 2014; 171(4):489-98.

50. Мосесова Ю.Е., Дьяконов С.А. Предварительные результаты применения миоинозитола и фолиевой кислоты перед программой экстракорпорального оплодотворения у пациенток с синдромом поликистозных яичников. Кремлевская медицина. 2015; 3: 60-3.

Поступила 20.12.2016

Принята в печать 23.12.2016

Об авторах / Для корреспонденции

Ананьев Е.В., старший научный сотрудник родильного отделения ФГБУ НЦАГиП им. академика В.И.Кулакова Минздрава России.
Адрес: 117997, Россия, Москва, ул. Академика Опарина, д. 4. Телефон: 8 (985) 767-97-77. E-mail: new_vision@mail.ru

Для цитирования: Ананьев Е.В. Синдром поликистозных яичников и беременность. Акушерство и гинекология. 2017; 9: 5-11.
http://dx.doi.org/10.18565/aig.2017.9.5-11

Также по теме

Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта.