Роль внеклеточной ДНК плода в прогнозировании больших акушерских синдромов

Карапетян А.О., Баева М.О., Баев О.Р.

ФГБУ Научный центр акушерства, гинекологии и перинатологии им. академика В.И. Кулакова Минздрава России, Москва
Цель исследования. Представить анализ данных литературы о роли внеклеточной ДНК плода (пДНК) в прогнозировании больших акушерских синдромов.
Материал и методы. Проведен поиск литературных источников, опубликованных в базе данных Pubmed, Scopus.
Результаты. Имеются данные, указывающие, что повышение уровня пДНК в материнской крови может быть использовано в качестве прогнозирующего маркера осложнений беременности, таких как преэклампсия, преждевременные роды, задержка роста плода. Наиболее вероятным механизмом повышения пДНК в крови матери является усиление апоптотических, некротических и воспалительных процессов в плаценте. Однако не все исследования подтверждают связь развития больших акушерских синдромов и повышение концентрации пДНК. Возможно, что противоречия обусловлены использованием ряда методик определения пДНК, которые ограничивают выборку по полу, резус фактору. Также нет единого мнения о сроках, с которых начинается увеличение ее концентрации, не изучено влияние конфаундеров.
Заключение. Плодовая фракция внеклеточной ДНК в материнской крови является многообещающим маркером прогнозирования больших акушерских синдромов. Необходимы дальнейшие исследования с использованием методик, не ограничивающих выборку и с учетом факторов, которые влияют на концентрацию внеклеточных фрагментов пДНК в крови матери.

Ключевые слова

внеклеточная ДНК плода
преэклампсия
задержка роста плода
преждевременные роды

Перинатальный период является ключевым в определении здоровья человека. Перинатальная медицина в настоящее время на той лишь стадии развития, когда осложнения диагностируются при появлении клинической симптоматики и часто не существует методов прогнозирования и первичной профилактики. Более того, большинство акушерских синдромов характеризуются длительным субклиническим периодом и поздней клинической манифестацией. Назрела острая необходимость в новых методах прогнозирования, профилактики и ранней диагностики данных состояний.

Осложнения беременности, такие как преэклампсия (ПЭ), преждевременные роды (ПР) и задержка роста плода (ЗРП), входят в группу больших акушерских синдромов. В то время как точная причина развития данных синдромов не ясна, предполагается, что центральную роль в их развитии играет плацентарная дисфункция или, иначе говоря, плацентарная недостаточность. Центральное место в развитии плацентарной недостаточности принадлежит нарушению инвазии цитотрофобласта, неполной трансформации спиральных артерий, приводящие к повышенной резистентности в сосудах плаценты и, как следствие, к сниженной маточно-плацентарной перфузии [1]. В настоящее время патофизиологические механизмы развития осложнений беременности активно изучаются на молекулярном и клеточном уровне.

С момента обнаружения клеток плода в кровотоке матери началось изучение механизмов трансмиссии плодовых зародышевых клеток, что позволило в дальнейшем использовать эти клетки в неинвазивной пренатальной диагностике [2]. В последующем, многообещающим событием в отношении пренатальной диагностики осложнений беременности стало обнаружение в 1997 г. Lo и соавт. последовательностей плодовой фракции внеклеточной ДНК (пДНК) в материнской плазме и сыворотке крови [3].

Общая внеклеточная ДНК (оДНК) в крови беременной представлена двумя фракциями – материнской и плодовой. Возник повышенный интерес у различных исследователей в отношении пренатальной диагностики генетических заболеваний плода на основании определения пДНК [4]. В последующих исследованиях было продемонстрировано, что основным источником пДНК являются подвергающиеся апоптозу клетки трофобласта. Вследствие апоптоза нуклеиновые кислоты, включая РНК и ДНК, попадают в кровоток женщины [5]. Данное заключение подтвердилось в исследовании Lo и соавт. (1999) при определении пДНК в течение 120 минут после родоразрешения. Было обнаружено, что 50% пДНК элиминируется из материнской крови в течение 4–30 минут после родов, а спустя 120 минут – практически не обнаруживается [6]. Помимо апоптоза, который является результатом «старения» синцитиотрофобласта, одной из причин высвобождения свободных нуклеиновых кислот могут быть случайные поломки и некроз. На основании ряда исследований было обнаружено, что осложнения беременности, ассоциированные с плацентарной дисфункцией, такие как ПЭ и ЗРП, сопровождаются повышенной концентрацией пДНК в материнской плазме крови [7, 8].

Это заключение явилось основополагающим в дальнейших исследованиях.

В данной статье, не затрагивая вопросы пренатальной диагностики нарушений развития плода, мы рассмотрели использование пДНК в качестве маркера, прогнозирующего осложнения беременности, ассоциированные с плацентарной дисфункцией.

Внеклеточная ДНК плода и преэклампсия

Одним из механизмов развития ПЭ является нарушение дифференцировки трофобласта вследствие патологии плацентации.

Спустя два года после обнаружения пДНК в материнской крови та же группа авторов продемонстрировала 5-кратное увеличение концентрации пДНК у женщин с ПЭ по сравнению с нормой [9]. Главным наблюдением явилось обнаружение повышения концентрации пДНК в плазме крови женщины до появления первых клинических симптомов заболевания. Следуя этому заключению, проведено исследование, включающее 120 женщин с ПЭ и 120 женщин без признаков заболевания, в котором наблюдался 2–5-кратный подъем уровней пДНК [10]. Более того, продемонстрировано двухфазное повышение данного маркера – между 17 и 28 неделями гестации, а также за 3 недели до развития клинических симптомов заболевания. Однако в ряде исследований было продемонстрировано отсутствие корреляции между пДНК на ранних сроках беременности (в 11–13 недель) и до 32 недель и развитием ПЭ [11, 12].

Sifakis и соавт. (2009), проанализировав концентрацию пДНК у 44 женщин с ПЭ, заключили, что пДНК при сроке беременности 11–13 недель у женщин с последующим развитием ранней ПЭ существенно выше, чем в группе контроля [13]. Кроме того, концентрация пДНК в 11–13 недель при развитии поздней ПЭ и нормальном течении беременности не различается [13].

Следует отметить, что в качестве маркеров определения внеклеточных фрагментов пДНК были использованы SRY и DYS-14 локусы Y-хромосомы, которые представлены в крови женщины с плодом мужского пола. Другим маркером пДНК являлся RhD ген в крови RhD-отрицательных женщин с RhD-положительным плодом. Использование данных методов ограничивает выборку по полу и резус-принадлежности матери и плода, что не позволяет исключить возможность получения ложноотрицательных результатов.

Позднее были обнаружены эпигенетические различия между материнской и плодовой фракцией внеклеточной ДНК. В результате поисков эпигенетических маркеров клеток плода Chan и соавт. (2006) продемонстрировали, что промотор RASSF1A гена гипометилирован в клетках крови матери, но гиперметилирован в плаценте [14]. Следовательно, методом полимеразной цепной реакции стало возможным определение гиперметилированных RASSF1A генов пДНК после селективного разрушения гипометилированной ДНК матери (мДНК) при помощи метил-чувствительных ферментов – ДНК-рестриктаз. Данный метод позволяет определить концентрацию пДНК в материнской плазме крови у всех беременных независимо от пола плода и резус-принадлежности. После описания данной методики Tsui и соавт. (2007), проанализировав концентрацию оДНК и пДНК у 10 женщин с ПЭ и 20 женщин с неосложненным течением беременности в третьем триместре, первыми сделали вывод о возможности использования гиперметилированных RASSF1A генов, как потенциальных маркеров ПЭ [15]. В дальнейшем, в ходе проведенных исследований была продемонстрирована прогностическая значимость определения концентрации пДНК на сроках 11–13 и 15–28 недель беременности при последующем развитии ПЭ [16, 17].

В 2015 г. Salvianti и соавт. опубликовали результаты исследования, в котором внеклеточная ДНК была определена в течение беременности методом RASSF1A генов у 3 групп женщин: I – с ПЭ, II – с факторами риска развития ПЭ (IIa – ПЭ развилась, IIb – осложнение не развилось) и в III – контрольной группе [18]. Авторы учитывали такие факторы риска развития ПЭ, как семейный анамнез ПЭ, наличие в анамнезе ПЭ, хроническую артериальную гипертензию и гестационную артериальную гипертензию. Достоверно выше была концентрация оДНК в группе женщин с ПЭ по сравнению с остальными группами. При этом, концентрация оДНК достоверно различалась во IIa и III группах (р=0,001). Медиана концентрации пДНК в I группе составила 199,51 ГЕ/мл, что достоверно выше концентрации в остальных группах (IIa-14,48 ГЕ\мл, IIb-7,87 ГЕ/мл, III-6,07 ГЕ/мл) (р<0,001). Главным заключением исследователей явилось то, что концентрация внеклеточной ДНК повышается за несколько недель (от 2 до 18 недель для оДНК, от 8 до 17 недель для пДНК) до появления первых клинических симптомов ПЭ, что свидетельствует о высокой прогностической значимости данного маркера. Однако данные различных исследователей о сроках на момент повышения уровня внеклеточной ДНК остаются противоречивыми [7, 11].

Внеклеточная ДНК плода и задержка роста плода

ЗРП встречается у 10–15% беременных и связана с неблагоприятными перинатальными исходами. Риск антенатальной гибели плода на доношенном сроке беременности повышается в 4 раза при ЗРП. При этом, только у 25% новорожденных маловесных к сроку гестации данный синдром диагностируется антенатально [19, 20]. Причины, приводящие к развитию ЗРП, различны, основным и наиболее изученным фактором является плацентарная дисфункция.

Прогноз и ведение беременных с ЗРП определяется на основании данных допплерометрии, указывающих на возможную причину, так как часть плодов с низкой массой тела к сроку гестации – конституционально маловесные. Допплерометрическое исследование маточно-плацентарного и фето-плацентарного кровотока необходимо для определения наличия ЗРП, развившейся вторично вследствие плацентарной недостаточности [21]. На сегодняшний день проведено лишь незначительное количество исследований, изучавших взаимосвязь концентрации пДНК и развития ЗРП. В 2001 г. Smid и соавт. опубликовали результаты исследования пДНК при ЗРП и других осложнениях беременности, ассоциированных с плацентарной дисфункцией, где отметили положительную корреляцию [22]. Однако изолированно ЗРП была проанализирована лишь у 3 беременных. При наблюдении за 8 женщинами с нарушением кровотока маточных артерий во второй половине беременности было установлено, что у 4 беременных с последующим развитием ЗРП концентрация пДНК более чем в 2 раза была выше по сравнению с контрольной группой [23]. Позднее при проведении более масштабного исследования Smid и соавт. (2006) продемонстрировали, что высокая концентрация пДНК в материнской крови может служить показателем плацентарной патологии даже при отсутствии нарушения кровотока в маточных артериях [24]. При этом авторы указывают на значительную корреляцию между высокой концентрацией пДНК и нарушением кровотока в артерии пуповины при ЗРП изолированно (47%) и при ЗРП в сочетании с ПЭ (42%). В 2007 г. Crowley и соавт. с помощью обнаружения ДНК последовательностей Y-хромосомы от плодов мужского пола пришли к выводу, что количественное определение концентрации пДНК в материнской плазме крови до 20 недель беременности с целью прогнозирования ПЭ и ЗРП не информативно, в то время как Sekizawa и соавт. (2003), используя аналогичный метод обнаружения пДНК при сроке беременности 7–16 недель, первыми продемонстрировали отрицательный результат взаимосвязи концентрации пДНК в крови женщины с ЗРП [25, 26]. Однако, все исследования имели ограничения из-за используемой методики определения пДНК и малого числа наблюдений. В связи с этим представляет интерес исследование Kim и соавт. (2013), проведенное путем определения гиперметилированного RASSF1A гена [17]. Исследователи подтвердили прогностическую значимость пДНК при осложнениях беременности, ассоциированных с дисфункцией плаценты, но необходимо проведение дальнейших исследований.

Внеклеточная ДНК плода и преждевременные роды

ПР, определяемые как роды до 37 недель беременности, осложняют от 5 до 18% беременностей [27]. В инициации спонтанных ПР играют роль множество факторов. Пусковые механизмы включают в себя инфекционный фактор или воспаление, нарушение маточно-плацентарного кровообращения, кровотечение, перерастяжение стенок матки, стресс и другие иммунологически опосредованные процессы [28]. Существуют клинические и гистологические данные, свидетельствующие о роли нарушения маточно-плацентарного кровообращения в этиологии ПР [29]. В результате проведенного исследования Arias и соавт. (1993) показали, что аномалии сосудов децидуальной ткани встречаются в 3 раза чаще у женщин с ПР [30]. С другой стороны, при допплерометрическом исследовании маточно-плацентарного и фето-плацентарного кровотока также была выявлена положительная корреляция между плацентарной ишемией и преждевременным началом родовой деятельности [31].

Обнаружение пДНК в качестве биомаркера дисфункциональных нарушений плаценты определило дальнейшее его изучение при ПР. В 2002 г. Hoesli и соавт. продемонстрировали отсутствие существенных различий в количестве эритробластов у 47 женщин с преждевременным началом маточных сокращений и аналогичным количеством беременных группы контроля между 20 и 34 неделями гестации [32]. Однако в такие же сроки беременности Farina и соавт. (2005) установили взаимосвязь между повышенной концентрацией пДНК у женщин с риском развития ПР как путем спонтанного начала регулярной родовой деятельности, так и преждевременного излития околоплодных вод [33]. Аналогичные результаты были получены в исследовании Jakobsen и соавт. (2012) при определении пДНК у 1316 беременных при сроке 23–28 недель, в результате которого обнаружена корреляция между уровнем пДНК более 95-го центиля и развитием ПР [34]. При этом наибольшая взаимосвязь была установлена при развитии ПР до 34 недели беременности. Illanes и соавторы (2011) не обнаружили корреляции между концентрацией пДНК у женщин с короткой шейкой матки (менее 15 мм) и ПР, у беременных с короткой шейкой матки и своевременными родами и женщин группы контроля [35].

Исследователи утверждали, что нет корреляции между концентрацией пДНК в 22–24 недели и сроком беременности на момент родов. В дальнейших исследованиях Stein и соавт. (2013) и Quezada и соавт. (2015) также отрицалась прогностическая значимость определения концентрации пДНК в первом и втором триместрах беременности при ПР [12, 36]. В 2016 г. были опубликованы результаты исследования пДНК у 1349 беременных [37]. У 199 женщин (8,8%) роды начались преждевременно, при этом в 49 наблюдениях (3,6%) до 34 недели беременности. Авторы продемонстрировали, что пДНК является маркером ПР при определении концентрации в 14–20 недель беременности и отсутствует корреляция в 10–14 недель. Используя RASSF1A ген El-Garf и соавторы (2013) определили концентрацию пДНК у 30 женщин с угрожающими ПР (10%) или начавшейся регулярной родовой деятельностью (90%) в 28–32 недели беременности [38]. Авторы продемонстрировали 6-кратное увеличение концентрации пДНК при угрожающих или начавшихся ПР по сравнению с контрольной группой (р<0,05).

Большинство исследователей пришли к выводу, что существует взаимосвязь между повышенной концентрацией пДНК и началом родовой деятельности [39]. Однако не было известно, каким образом данная связь осуществляется на уровне патофизиологических механизмов. В 2012 г. группа авторов предположила, что чрезмерное разрушение материнских и плодовых клеток, приводящее к быстрому повышению концентрации пДНК, является тревожным сигналом, так как пДНК обладает провоспалительным действием [40]. Данные выводы были получены при исследовании уровня интерлейкина-6 у мышей после введения им пДНК. Более того, авторы обнаружили, что данный эффект Toll-like receptor-9 (TLR‑9) опосредованный, так как у TLR‑9 (‑/‑) мышей не наблюдалось активации воспалительных процессов. Следовательно, пДНК, в отличие от мДНК, активируя TLR‑9 способна индуцировать воспалительную реакцию и, как следствие, начало родовой деятельности [41]. В 2017 г. Herrera и соавт. продемонстрировали, что спонтанное начало родов на доношенном сроке беременности связано с более высокой концентрацией оДНК и интерлейкина-6 по сравнению с беременными без регулярной родовой деятельности [42].

Принимая во внимание приведенные выше результаты исследований, имеются противоречивые данные о прогностической значимости повышения концентрации пДНК при развитии ПР.

Внеклеточная ДНК плода и конфаундеры

Помимо определения прогностической значимости пДНК в материнской крови при осложнениях беременности, исследователи уделяют внимание изучению различных материнских и плодовых факторов, влияющих на концентрацию внеклеточной ДНК.

Wataganara и соавт. (2004) установили достоверную обратную корреляцию между массой тела женщины и концентрацией пДНК во втором триместре беременности, при этом не обнаружено связи с возрастом беременной, этнической принадлежностью, курением [43]. Ashoor и соавт. (2013) продемонстрировали аналогичную корреляцию с массой тела женщины в первом триместре беременности [44]. Galbiati и соавт. (2005) продемонстрировали влияние возраста женщины на концентрацию пДНК (увеличение) и В (III) группы крови (уменьшение) [45]. Также в результате проведенных исследований обнаружено влияние на концентрацию пДНК таких факторов, как курение, привычный выкидыш, многоводие, паритет родов, инвазивные диагностические процедуры во время беременности, внутрипеченочный холестаз беременных, а также аномалии прикрепления и расположения плаценты [11, 17, 36, 46–49].

Заключение

Обнаружение клеток плода и внеклеточной ДНК плода в материнской крови открыло новые возможности прогнозирования и диагностики осложнений беременности. Определение пДНК в крови женщины при использовании современных методов ПЦР диагностики, основанное на эпигенетических различиях фракций внеклеточной ДНК, является быстрым, недорогостоящим методом и имеет ряд преимуществ, позволяющих не ограничивать выборку. Повышение уровня пДНК в материнской крови может быть использовано в качестве прогнозирующего маркера осложнений беременности, таких как ПЭ, ПР, ЗРП. Наиболее изученным механизмом развития данных осложнений является дисфункция плаценты, реализующаяся в усилении апоптотических, некротических и воспалительных процессов. Однако имеющиеся данные литературы противоречивы. Не все авторы согласны с утверждением, что развитие больших акушерских синдромов сочетается с повышением концентрации пДНК, нет единого мнения о сроках, с которых начинается увеличение ее концентрации, не изучено влияние конфаундеров. Необходимы дальнейшие исследования патофизиологических процессов, лежащих в основе повышенного высвобождения пДНК в кровоток женщины, и возможной связи с осложнениями беременности.

Список литературы

1. Sultana Z., Maiti K., Aitken J., Morris J., Dedman L., Smith R. Oxidative stress, placental ageing-related pathologies and adverse pregnancy outcomes. Am. J. Reprod. Immunol. 2017; 77(5).

2. Walknowska J., Conte F.A., Grumbach M.M. Practical and theoretical implications of fetal-maternal lymphocyte transfer. Lancet. 1969; 1(7606): 1119-22.

3. Lo Y.M., Corbetta N., Chamberlain P.F., Rai V., Sargent I.L., Redman C.W., Wainscoat J.S. Presence of fetal DNA in maternal plasma and serum. Lancet. 1997; 350(9076): 485-7.

4. Сухих Г.Т., Трофимов Д.Ю., Барков И.Ю., Донников А.Е., Шубина Е.С., Коростин Д.О., Екимов А.Н., Гольцов А.Ю., Бахарев В.А., Каретникова Н.А., Боровиков П.И., Тетруашвили Н.К., Ким Л.В., Гата А.С., Павлович С.В., Скрябин К.Г., Прохорчук Е.Б., Мазур А.М., Пантюх К.С. Новые подходы к проведению пренатального скрининга хромосомной патологии: ДНК-скрининг по крови матери. Акушерство и гинекология. 2016; 8: 72-8. http://dx.doi.org/10.18565/aig.2016.8.72-78

5. Tjoa M.L., Cindrova-Davies T., Spasic-Boskovic O., Bianchi D.W., Burton G.J. Trophoblastic oxidative stress and the release of cell-free feto-placental DNA. Am. J. Pathol. 2006; 169(2): 400-4.

6. Lo Y.M., Zhang J., Leung T.N., Lau T.K., Chang A.M., Hjelm N.M. Rapid clearance of fetal DNA from maternal plasma. Am. J. Hum. Genet. 1999; 64(1): 218-24.

7. Парсаданян Н.Г., Шубина Е.С., Трофимов Д.Ю., Тетруашвили Н.К. Свободная эмбриональная ДНК в прогнозировании исхода беременности при акушерской патологии. Акушерство и гинекология. 2014; 6: 10-3.

8. Грачева М.И., Кан Н.Е., Красный А.М. Роль внеклеточной фетальной ДНК в ранней диагностике осложнений беременности. Акушерство и гинекология. 2016; 10: 5-10. http://dx.doi.org/10.18565/aig.2016.10.5-10

9. Lo Y.M., Leung T.N., Tein M.S., Sargent I.L., Zhang J., Lau T.K. et al. Quantitative abnormalities of fetal DNA in maternal serum in preeclampsia. Clin. Chem. 1999; 45(2): 184-8.

10. Levine R.J., Qian C., Leshane E.S., Yu K.F., England L.J., Schisterman E.F. et al. Two-stage elevation of cell-free fetal DNA in maternal sera before onset of preeclampsia. Am. J. Obstet. Gynecol. 2004; 190(3): 707-13.

11. Poon L.C., Musci T., Song K., Syngelaki A., Nicolaides K.H. Maternal plasma cell-free fetal and maternal DNA at 11-13 weeks’ gestation: Relation to fetal and maternal characteristics and pregnancy outcomes. Fetal Diagn. Ther. 2013; 33(4): 215-23.

12. Stein W., Müller S., Gutensohn K., Emons G., Legler T. Cell-free fetal DNA and adverse outcome in low risk pregnancies. Eur. J. Obstet. Gynecol. Reprod. Biol. 2013; 166(1): 10-3.

13. Sifakis S., Zaravinos A., Maiz N., Spandidos D.A., Nicolaides K.H. First-trimester maternal plasma cell-free fetal DNA and preeclampsia. Am. J. Obstet. Gynecol. 2009; 201(5): 472. e1-472. e7.

14. Chan K.C.A., Ding C., Gerovassili A., Yeung S.W., Chiu R.W.K., Leung T.N. et al. Hypermethylated RASSF1A in maternal plasma: A universal fetal DNA marker that improves the reliability of noninvasive prenatal diagnosis. Clin. Chem. 2006; 52(12): 2211-8.

15. Tsui D.W., Chan K.C., Chim S.S., Chan L.W., Leung T.Y., Lau T.K. et al. Quantitative aberrations of hypermethylated RASSF1A gene sequences in maternal plasma in pre-eclampsia. Prenat. Diagn. 2007; 27(13): 1212-8.

16. Papantoniou N., Bagiokos V., Agiannitopoulos K., Kolialexi A., Destouni A., Tounta G. et al. RASSF1A in maternal plasma as a molecular marker of preeclampsia. Prenat. Diagn. 2013; 33(7): 682-7.

17. Kim M.J., Kim S.Y., Park S.Y., Ahn H.K., Chung J.H., Ryu H.M. Association of fetal-derived hypermethylated RASSF1A concentration in placenta-mediated pregnancy complications. Placenta. 2013; 34(1): 57-61.

18. Salvianti F., Inversetti A., Smid M., Valsecchi L., Candiani M., Pazzagli M. et al. Prospective evaluation of RASSF1A cell-free DNA as a biomarker of pre-eclampsia. Placenta. 2015; 36(9): 996-1001.

19. Gardosi J. Clinical strategies for improving the detection of fetal growth restriction. Clin. Perinatol. 2011; 38(1): 21-31.

20. Leftwich H.K., Stetson B., Sabol B., Leung K., Hibbard J.U., Wilkins I. Growth restriction: identifying fetuses at risk. J. Matern. Fetal Neonatal Med. 2017;Jun. 8.

21. Khalil A., Thilaganathan B. Role of uteroplacental and fetal Doppler in identifying fetal growth restriction at term. Best Pract. Res. Clin. Obstet. Gynaecol. 2017; 38: 38-47.

22. Smid M., Vassallo A., Lagona F., Valsecchi L., Maniscalco L., Danti L. et al. Quantitative analysis of fetal DNA in maternal plasma in pathological conditions associated with placental abnormalities. Ann. N. Y. Acad. Sci. 2001; 945: 132-7.

23. Caramelli E., Rizzo N., Concu M., Simonazzi G., Carinci P., Bondavalli C. et al. Cell-free fetal DNA concentration in plasma of patients with abnormal uterine artery Doppler waveform and intrauterine growth restriction--a pilot study. Prenat. Diagn. 2003; 23(5): 367-71.

24. Smid M., Galbiati S., Lojacono A., Valsecchi L., Platto C., Cavoretto P. et al. Correlation of fetal DNA levels in maternal plasma with Doppler status in pathological pregnancies. Prenat. Diagn. 2006; 26(9): 785-90.

25. Crowley A., Martin C., Fitzpatrick P., Sheils O., O’Herlihy C., O’Leary J.J., Byrne B.M. Free fetal DNA is not increased before 20 weeks in intrauterine growth restriction or pre-eclampsia. Prenat. Diagn. 2007; 27(2): 174-9.

26. Sekizawa A., Jimbo M., Saito H., Iwasaki M., Matsuoka R., Okai T. et al. Cell-free fetal DNA in the plasma of pregnant women with severe fetal growth restriction. Am. J. Obstet. Gynecol. 2003; 188(2): 480-4.

27. Ananth C.V., Friedman A.M., Gyamfi-Bannerman C. Epidemiology of Moderate preterm, late preterm and early term delivery. Clin. Perinatol. 2013;40(4): 601-10.

28. Goldenberg R.L., Culhane J.F., Iams J.D., Romero R. Preterm birth 1: Epidemiology and causes of preterm birth. Obstet. Anesth. Dig. 2009; 29(1): 6-7.

29. Romero R., Espinoza J., Kusanovic J.P., Gotsch F., Hassan S., Erez O. et al. The preterm parturition syndrome. BJOG. 2006; 113(Suppl. 3): 17-42.

30. Arias F., Rodriquez L., Rayne S.C., Kraus F.T. Maternal placental vasculopathy and infection: Two distinct subgroups among patients with preterm labor and preterm ruptured membranes. Am. J. Obstet. Gynecol. 1993; 168(2): 585-91.

31. Misra V., Hobel C., Sing C. Placental blood flow and the risk of preterm delivery. Placenta. 2009; 30(7): 619-24.

32. Hoesli I., Danek M., Lin D., Li Y., Hahn S., Holzgreve W. Circulating erythroblasts in maternal blood are not elevated before onset of preterm labor. Obstet. Gynecol. 2002; 100(5): 992-6.

33. Farina A., LeShane E.S., Romero R., Gomez R., Chaiworapongsa T., Rizzo N. et al. High levels of fetal cell-free DNA in maternal serum: A risk factor for spontaneous preterm delivery. Am. J. Obstet. Gynecol. 2005; 193(2): 421-5.

34. Jakobsen T.R., Clausen F.B., Rode L., Dziegiel M.H., Tabor A. High levels of fetal DNA are associated with increased risk of spontaneous preterm delivery. Prenat. Diagn. 2012; 32(9): 840-5.

35. Illanes S., Gomez R., Fornes R., Figueroa-Diesel H., Schepeler M., Searovic M. et al. Free fetal DNA levels in patients at risk of preterm labour. Prenat. Diagn. 2011; 31(11): 1082-5.

36. Quezada M.S., Francisco C., Dumitrascu-Biris D., Nicolaides K.H., Poon L.C. Fetal fraction of cell-free DNA in maternal plasma in the prediction of spontaneous preterm delivery. Ultrasound Obstet. Gynecol. 2015; 45(1): 101-5.

37. Dugoff L., Barberio A., Whittaker P.G., Schwartz N., Sehdev H., Bastek J.A. Cell-free DNA fetal fraction and preterm birth. Am. J. Obstet. Gynecol. 2016; 215(2): 231. e1-231. e7.

38. El-Garf W., Sheba M., Salama S., Fouad R., El-Shenawy M., Bibers M., Azmy O. Assessment of plasma cell-free fetal DNA using hypermethylated RASSF1A in maternal plasma in cases of spontaneous preterm labor. Med. Res. J. 2013; 12(2): 49-52.

39. Phimister E.G., Phillippe M. Cell-free fetal DNA - a trigger for parturition. N. Engl. J. Med. 2014; 370(26): 2534-6.

40. Scharfe-Nugent A., Corr S.C., Carpenter S.B., Keogh L., Doyle B., Martin C. et al. TLR9 Provokes Inflammation in Response to Fetal DNA: Mechanism for fetal loss in preterm birth and preeclampsia. J. Immunol. 2012; 188(11): 5706-12.

41. Thaxton J.E., Romero R., Sharma S. TLR9 activation coupled to IL-10 deficiency induces adverse pregnancy outcomes. J. Immunol. 2009; 183(2): 1144-54.

42. Herrera C.A., Stoerker J., Carlquist J., Stoddard G.J., Jackson M., Esplin S. et al. Cell-free DNA, inflammation, and the initiation of spontaneous term labor. Am. J. Obstet. Gynecol. 2017; 217(5): 583. e1-583. e8.

43. Wataganara T., Peter I., Messerlian G.M., Borgatta L., Bianchi D.W. Inverse correlation between maternal weight and second trimester circulating cell-free fetal DNA levels. Obstet. Gynecol. 2004; 104(3): 545-50.

44. Ashoor G., Syngelaki A., Poon L.C.Y., Rezende J.C., Nicolaides K.H. Fetal fraction in maternal plasma cell-free DNA at 11-13 weeks’ gestation: Relation to maternal and fetal characteristics. Ultrasound Obstet. Gynecol. 2013; 41(1): 26-32.

45. Galbiati S., Smid M., Gambini D., Ferrari A., Restagno G., Viora E. et al. Fetal DNA detection in maternal plasma throughout gestation. Hum. Genet. 2005; 117(2-3): 243-8.

46. Парсаданян Н.Г., Шубина Е.С., Тетруашвили Н.К., Трофимов Д.Ю., Сухих Г.Т. Уровень свободной эмбриональной ДНК при угрожающем, привычном выкидыше и неосложненном течении беременности в сроках до 22 недель. Акушерство и гинекология. 2015; 2: 33-8.

47. Zhong X.Y., Holzgreve W., Li J.C., Aydinli K., Hahn S. High levels of fetal erythroblasts and fetal extracellular DNA in the peripheral blood of a pregnant woman with idiopathic polyhydramnios: Case report. Prenat. Diagn. 2000; 20(10): 838-41.

48. Samura O., Miharu N., Hyodo M., Honda H., Ohashi Y., Honda N. et al. Cell-free fetal DNA in maternal circulation after amniocentesis. Clin. Chem. 2003; 49(7): 1193-5.

49. Yi P., Yin N., Zheng Y., Jiang H., Yu X., Yan Y. et al. Elevated plasma levels of hypermethylated RASSF1A gene sequences in pregnant women with intrahepatic cholestasis. Cell Biochem. Biophys. 2013; 67(3): 977-81.

Поступила 08.06.2017

Принята в печать 23.06.2017

Об авторах / Для корреспонденции

Карапетян Анна Овиковна, аспирант ФГБУ НЦАГиП им. академика В.И. Кулакова» Минздрава России.
Адрес: 117997, Россия, Москва ул. Академика Опарина, д. 4. Телефон: 8 (905) 706-84-81. E-mail: a_karapetyan@oparina4.ru
Баева Мадина Олеговна, ординатор кафедры лучевой диагностики и лучевой терапии Первого МГМУ им. И.М. Сеченова.
Адрес: 119146, Россия, Москва, Большая Пироговская ул., д. 19с1. E-mail: baeva.m.o.@yandex.com
Баев Олег Радомирович, д.м.н., профессор, руководитель родильного отделения ФГБУ НЦАГиП им. академика В.И. Кулакова Минздрава России.
Адрес: 117997, Россия, Москва, ул. Академика Опарина, д. 4. Телефон: 8 (495) 438-11-88. E-mail: o_baev@oparina4.ru

Для цитирования: Карапетян А.О., Баева М.О., Баев О.Р. Роль внеклеточной ДНК плода в прогнозировании больших акушерских синдромов. Акушерство и гинекология. 2018; 4: 10-5.
https://dx.doi.org/10.18565/aig.2018.4.10-15

Также по теме

Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта.