Роль маркеров оксидативного стресса в прогнозировании исходов вспомогательных репродуктивных технологий

Иванча К.А., Сыркашева А.Г., Володина М.А., Пятаева С.В., Суханова Ю.А., Высоких М.Ю., Калинина Е.А., Понизовкина А.И., Долгушина Н.В.

1ФГБУ Научный центр акушерства, гинекологии и перинатологии имени академика В.И. Кулакова Минздрава России 2ФГБОУ ВПО Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова
Оксидативный стресс развивается вследствие дисбаланса между прооксидантными и антиоксидантными системами организма. Роль оксидативного стресса продемонстрирована в патогенезе различных заболеваний, при этом влияние оксидативного стресса на процессы фолликулогенеза и оогенеза на сегодняшний день изучено недостаточно. Цель исследования. Оценить информативность маркеров оксидативного стресса в крови и фолликулярной жидкости пациенток в прогнозировании исходов программ вспомогательных репродуктивных технологий (ВРТ). Материал и методы. В проспективное когортное исследование были включены 108 супружеских пар с бесплодием различного генеза. В зависимости от исхода изученного цикла ВРТ все пациентки были разделены на 2 группы – группу 1 составили 38 пациенток с наступившей клинической беременностью, группу 2 – 70 женщин с отсутствием беременности в результате цикла ВРТ. В качестве параметров, характеризующих уровень оксидативного стресса и активность антиоксидантных систем организма нами были использованы малоновый диальдегид (МДА), cоотношение восстановленного глутатиона к окисленному глутатиону (GSH/GSSG) и ферментативная активность каталазы. Результаты. Уровень МДА в крови пациенток был значимо выше в группе 2 и составил 4,9±0,7 по сравнению с 4,5±0,7 в группе 1, р=0,0473. Помимо уровня МДА, на наступление беременности влияли возраст пациентки, уровень АМГ и число полученных зрелых ооцитов. В группе 1 уровень МДА не имел корреляционной связи с другими маркерами оксидативного стресса и с клинико-лабораторными характеристиками пациенток. В группе 2 уровень МДА в крови имел статистически значимую сильную положительную корреляционную связь с уровнем МДА в фолликулярной жидкости (r=0,703, p<0,0001) и статистически значимую отрицательную корреляционную связь с ферментативной активностью каталазы в фолликулярной жидкости (r=-0,319, p=0,0455) Заключение. В ходе проведенного исследования была определена значимость маркеров оксидативного стресса в прогнозировании исходов программ ВРТ. Проявления системного оксидативного стресса могут приводить к неудачам ЭКО, что реализуется вероятнее всего за счет снижения качества ооцитов и эмбрионов. В пользу данной гипотезы свидетельствует тот факт, что у пациенток с неудачами ЭКО уровень маркеров оксидативного стресса в крови пациенток был значимо выше, что оказывало влияние на уровень прооксидантов в фолликулярной жидкости.

Ключевые слова

вспомогательные репродуктивные технологии (ВРТ)
экстракорпоральное оплодотворение (ЭКО)
маркеры оксидативного стресса
фолликулярная жидкость
малоновый диальдегид
ферментативная активность каталазы

Прогнозирование исходов программ вспомогательных репродуктивных технологий (ВРТ) является актуальной проблемой, решение которой позволит оптимизировать лечение бесплодия. Одним из ключевых этапов, определяющих эффективность программ ВРТ и рождение здорового ребенка, является получение качественных гамет, в первую очередь ооцитов [1]. Оценка качества ооцитов весьма затруднительна в клинической практике, поскольку все имеющиеся на сегодняшний день методы молекулярно-генетической диагностики сопряжены с гибелью изучаемых клеток и не подходят для изучения единичных живых клеток. В связи с этим поиск объектов, изучение которых позволит оценить качество ооцитов и, таким образом, прогнозировать исходы программ ВРТ, находится в эпицентре внимания ученых во всем мире.

Фолликулярная жидкость (ФЖ) является биологической окружающей средой ооцита и отражает влияние внешних факторов, в том числе овариальной стимуляции, на качество ооцитов [2]. Известно, что ФЖ секретируется клетками гранулезы и клетками теки, выстилающими стенку фолликула, а состав ФЖ включает различные соединения, включая цитокины, факторы роста и вазорегуляторные молекулы, а также прооксиданты и антиоксиданты [2].

Оксидативный стресс развивается вследствие дисбаланса между прооксидантными и антиоксидантными системами организма. Развитие оксидативного стресса может приводить к повреждению различных клеточных компонентов – липидов, белков, углеводов, молекул ДНК. Роль оксидативного стресса продемонстрирована в патогенезе преэклампсии [3], синдрома поликистозных яичников [4], нарушений рецептивности эндометрия [5] и мужского бесплодия [6]. При этом влияние оксидативного стресса на процессы фолликулогенеза и оогенеза на сегодняшний день изучено недостаточно. Данные о качестве ооцитов, эмбрионов и клинических исходах программ ВРТ при разном уровне маркеров оксидативного стресса отличаются в различных исследованиях [7, 8]. В связи с этим представляется интересным оценить содержание маркеров оксидативного стресса в крови и в ФЖ пациенток с различными исходами лечения в програм­ме ВРТ.

В качестве параметров, характеризующих уровень оксидативного стресса и активность антиоксидантных систем организма, нами были использованы малоновый диальдегид (МДА), cоотношение восстановленного глутатиона к окисленному глутатиону (GSH/GSSG) и ферментативная активность каталазы. МДА является конечным продуктом перекисного окисления липидов. Поскольку МДА является стабильным продуктом, его используют в качестве маркера кумулятивного эффекта перекисного окисления липидов [9]. Каталаза – один из основных ферментов антиоксидантной защиты, который осуществляет разрушение перекиси водорода до воды и молекулярного кислорода [10]. Соотношение восстановленного глутатиона (GSH) к окисленному глутатиону (GSSG) составляет основу клеточного окислительно-восстановительного гомеостаза и отображает уровень оксидативного стресса в целом.

Цель исследования: оценить информативность маркеров оксидативного стресса в крови и ФЖ пациенток в прогнозировании исходов программ ВРТ.

Материал и методы исследования

В проспективное когортное исследование были включены 108 супружеских пар с бесплодием различного генеза, нормальным кариотипом, отсутствием противопоказаний к лечению методами ВРТ и подписанным информированным согласием на участие в исследовании. В зависимости от исхода изученного цикла ВРТ все пациентки были разделены на 2 группы – группу 1 составили 38 пациенток с наступившей клинической беременностью, группу 2 – 70 женщин с отсутствием беременности в результате цикла ВРТ. Критериями включения были возраст пациенток от 18 до 42 лет, наличие регулярного менструального цикла и двух функционирующих яичников. Критерием исключения было наличие тяжелой формы патозооспермии у мужчины (концентрация сперматозоидов менее 100 000/мл, наличие менее 4% морфологически нормальных сперматозоидов по строгим критериям Крюгера, а также наличие азооспермии) и верифицированного синдрома поликистозных яичников. Другими критериями исключения служили развитие синдрома гиперстимуляции яичников средней или тяжелой степени, а также другие причины и осложнения, требующие отмены переноса эмбрионов в изучаемом цикле. Перед включением в протокол ЭКО все женщины были обследованы согласно Приказу Минздрава России от 30.08.12 №107н «О порядке использования вспомогательных репродуктивных технологий, противопоказаниях и показаниях к их применению».

Стимуляцию функции яичников во всех случаях проводили по протоколу с антагонистами гонадотропин рилизинг-гормона с применением рекомбинантного фолликулостимулирующего гормона (ФСГ) или комбинированного препарата рекомбинантного ФСГ и лютеинизирующего гормона (ЛГ). Триггер овуляции вводили при наличии более двух лидирующих фолликулов в яичниках диаметром 17 мм и более. В качестве триггера овуляции использовали человеческий хорионический гонадотропин (ХГЧ) в дозе 8 000–10 000 МЕ. Поддержку лютеиновой фазы индуцированного цикла у всех пациенток проводили по стандартному протоколу с назначением натурального микронизированного прогестерона интравагинально в дозе 600 мг в сутки после трансвагинальной пункции яичников.

Образцы крови были отобраны в день пункции яичников. Часть крови замораживали немедленно в виде цельной крови для последуещего измерения уровня GSH/GSSG, другую часть центрифугировали при 4000g в течение 10 минут при температуре 4°С, отбирали полученную плазму и замораживали. Образцы ФЖ получали в момент пункции яичников под ультразвуковым контролем из фолликулов диаметром более 15 мм, но менее 24 мм. Исследованию подлежали образцы неконтаминированной кровью ФЖ, полученные только при пункции первого фолликула в каждом яичнике, при условии содержания в данном фолликуле ооцита. Аликвоту ФЖ сразу после забора центрифугировали при 4000g в течение 10 минут при температуре 4°С. Критерием отбора ФЖ служила величина поглощения гемоглобина, отражающая степень контаминации клетками крови и продуктами их лизиса. Образцы ФЖ и сыворотки крови хранили при температуре (-80°С) до начала исследования, которое было проведено одномоментно после окончания сбора образцов. В плазме крови оценивали ферментативную активность каталазы и концентрацию МДА, в цельной крови GSH/GSSG. В ФЖ измеряли ферментативную активность каталазы и концентрацию МДА.

Эмбриологический этап проводили по стандартным методикам, перенос эмбрионов осуществляли на 4–5-е сутки культивирования. При наличии подъема уровня сывороточного ХГЧ через 14 дней после переноса эмбрионов в полость матки регистрировали биохимическую беременность, а при визуализации плодного яйца в полости матки через 21 день после переноса – клиническую беременность. ­

Для статистического анализа использовался пакет статистических программ Statistica 10 (США). Различия между статистическими величинами считали статистически значимыми при уровне достоверности р<0,05.

Исследование было одобрено этическим комитетом ФГБУ НЦАГиП им. акад. В.И. Кулакова Минздрава России.

Результаты исследования

Пациентки с наступившей клинической беременностью были младше: средний возраст составил 32,3±4,6 года в группе 1 и 35,4±4,9 года в группе 2 (р=0,0019). Антропометрические характеристики и индекс массы тела не различались в двух группах. Социально-экономические характеристики (уровень образования, семейное положение, наличие или отсутствие работы) также не различались в группах сравнения. Женщины обеих групп не отличались по менструальной функции, соматической заболеваемости и наличию вредных привычек. Кроме того, не было выявлено статистически значимых различий при оценке гинекологической заболеваемости, включая наличие эндометриоза, миомы матки, воспалительных заболеваний органов малого таза и заболеваний шейки матки в анамнезе. Анамнез гинекологических операций (тубэктомии, пластика маточных труб), акушерский анамнез, причина и длительность бесплодия, а также наличие и количество проведенных циклов ЭКО в анамнезе не различались между группами.

При оценке лабораторных данных пациенток не было выявлено значимых различий в показателях клинического и биохимического анализа крови, гемостазиограммы и общего анализа мочи в группах сравнения. При этом уровень антимюллерового гормона (АМГ) был значимо выше в группе пациенток с наступившей в результате ЭКО беременностью и составил 3,9±2,8 нг/мл в группе 1 и 2,7±1,8 нг/мл в группе 2 (р<0,0001). Не было выявлено статистически значимых различий между группами по уровню ФСГ, ЛГ, эстрадиола, кортизола, 17-ОН-прогестерона, пролактина, свободного тестостерона, соматотропного гормона, тиреотропного гормона и свободного тироксина. Гормональные параметры оценивали на 2–3-й день менструального цикла в цикле, предшествующем началу овариальной стимуляции.

Длительность стимуляции и суммарная доза экзогенных гонадотропинов, а также частота назначения различных препаратов гонадотропинов (ФСГ или ФСГ/ЛГ) не различались между группами.

При оценке параметров фолликулогенеза и оогенеза отмечено, что среднее число ооцитов и среднее число зрелых ооцитов в расчете на одну пациентку было выше в группе с наступившей беременностью. Среднее число ооцитов составило 8,3±3,9 в группе 1 и 5,4±2,9 в группе 2 (р=0,0001). Среднее число зрелых ооцитов составило 6,8±3,1 в группе 1 и 4,6±2,6 в группе 2 (р=0,0002). Частота оплодотворения, параметры эмбриогенеза, среднее число эмбрионов различного качества на одну пациентку не различались в группах сравнения.

При оценке параметров оксидативного стресса отмечено, что уровень МДА в крови пациенток был значимо выше в группе 2 и составил 4,9±0,7 по сравнению с 4,5±0,7 в группе 1, р=0,0473. При этом ферментативная активность каталазы не различалась в группах сравнения, как и соотношение GSH/GSSG. Также не было выявлено значимых различий между содержанием маркеров оксидативного стресса и параметрами антиоксидантной системы в ФЖ пациенток обеих групп (табл. 1).

Таким образом, в данной категории пациенток на наступление беременности в результате программы ЭКО влияли возраст пациентки, уровень АМГ, уровень МДА в крови и число полученных зрелых ооцитов. Для оценки вероятности наступления беременности в зависимости от данных параметров был использован многофакторный анализ (логистическая регрессия). Ввиду сильной корреляции между возрастом женщины, уровнем АМГ и числом полученных зрелых ооцитов, в модель были включен только один параметр – АМГ. На основании данных многофакторного анализа была построена формула для расчета индивидуального риска наступления беременности в зависимости от базального уровня АМГ и уровня МДА в день трансвагинальной пункции.

Р (Б) – вероятность наступления беременности
МДА – уровень МДА в крови в день трансвагинальной пункции
АМГ – уровень базального АМГ в крови пациентки

Данная модель обладала высокой специфичностью (94,9%) и низкой чувствительностью (35,0%). Точность модели составила 74,6%.

На втором этапе исследования были оценены факторы, имеющие связь с уровнем МДА в крови пациенток в день трансвагинальной пункции отдельно для пациенток группы 1 и группы 2.

В группе беременных женщин уровень МДА не имел корреляционной связи с другими маркерами оксидативного стресса и с клинико-лабораторными характеристиками пациенток (табл. 2). Ферментативная активность каталазы имела погранично значимую слабую отрицательную корреляционную связь с уровнем МДА в крови (р=0,0971). Интересно отметить, что уровень МДА в крови не коррелировал с уровнем МДА в ФЖ (р=0,7551).

Затем были оценены факторы, коррелирующие с уровнем МДА у пациенток, у которых в результате изученного цикла ВРТ беременность не наступила. Уровень МДА в крови имел статистически значимую сильную положительную корреляцию с уровнем МДА в ФЖ (r=0,703, p<0,0001) и статистически значимую отрицательную корреляцию с ферментативной активностью каталазы в ФЖ (r=-0,319, p=0,0455) (табл. 3).

Обсуждение

В ходе проведенного исследования была определена значимость маркеров оксидативного стресса в прогнозировании исходов программ ВРТ. Создана модель прогноза наступления беременности, основанная на концентрации маркера оксидативного стресса МДА в плазме крови в день трансвагинальной пункции фолликулов и показателя, характеризующего овариальный резерв (АМГ). Данная прогностическая модель может быть использована в клинической практике для прогнозирования исходов ВРТ. ФЖ может быть получена в достаточном количестве в любом из циклов ВРТ, что делает ее удобным материалом для анализа.

Впервые показано влияние уровня МДА в крови пациенток на исходы программ ВРТ. В исследовании Pekel и соавт. (2015) уровень МДА в крови различался у пациенток с разными причинами бесплодия и был статистически значимо выше при ановуляторном бесплодии и бесплодии неясного генеза по сравнению с трубным и мужским факторами бесплодия [11]. Тем не менее, авторы не оценивали взаимосвязь уровня МДА в крови и ФЖ с частотой наступления беременности в результате лечения в программе ВРТ.

Преимуществом нашего исследования является комплексный анализ уровня маркеров оксидативного стресса и активности антиоксидантного фермента каталазы как в крови, так и в ФЖ пациенток, а также оценка как эмбриологических, так и клинических исходов программ ВРТ.

Внимания заслуживают данные, полученные при оценке факторов, коррелирующих с уровнем МДА в крови пациенток, у женщин с различным исходом лечения. У пациенток с наступившей беременностью была отмечена слабая отрицательная корреляция уровня МДА в крови и ферментативной активности каталазы в крови и не было корреляции с уровнем МДА в ФЖ. При этом в группе с ненаступившей беременностью уровень МДА в крови имел сильную положительную связь с уровнем МДА и слабую отрицательную связь с ферментативной активностью каталазы в ФЖ и не коррелировал с активностью каталазы в крови.

Полученные данные свидетельствуют о нарушении адаптивного ответа антиоксидантной системы у женщин с ненаступившей беременностью, что приводит к развитию системного окислительного стресса, затрагивающего в том числе фолликулы, и ухудшению качества гамет.

Заключение

Таким образом, проявления системного оксидативного стресса могут приводить к неудачам ЭКО, что реализуется, вероятнее всего, за счет снижения качества ооцитов и эмбрионов. В пользу данной гипотезы свидетельствует тот факт, что у пациенток с неудачами ЭКО уровень маркеров оксидативного стресса был значимо выше в крови пациенток, что оказывало влияние на уровень прооксидантов в ФЖ.

При этом факторы, влияющие на взаимосвязь между уровнем про- и антиоксидантов в крови и ФЖ пациенток на сегодняшний день не до конца изучены и требуют дальнейшего уточнения. Несмотря на то, что все пациентки находились примерно в равных условиях – во всех случаях стимуляцию суперовуляции проводили по протоколу с антагонистами гонадотропин рилизинг-гормона, длительность стимуляции и суммарная доза гонадотропинов не различались между группами, были выявлены существенные различия в показателях оксидативного стресса в группах женщин с различными исходами ВРТ. Мы предполагаем участие генетических особенностей, в первую очередь полиморфизмов генов, кодирующих синтез ферментов антиоксидантной защиты, в развитии неудач ЭКО у женщин с высоким уровнем прооксидантов в крови. Данная гипотеза является актуальной темой для проведения дальнейших исследований.

Список литературы

1. Sirard M.A., Richard F., Blondin P., Robert C. Contribution of the oocyte to embryo quality. Theriogenology. 2006; 65(1): 126-36.

2. Revelli A., Piane L.D., Casano S., Molinari E., Massobrio M., Rinaudo P. Follicular fluid content and oocyte quality : from single biochemical markers to metabolomics. Reprod. Biol. Endocrinol. 2009; 7: 40.

3. Shin E., Kang H.Y., Yang H., Jung E., Jeung E. The regulation of fatty acid oxidation in human preeclampsia. Reprod. Sci. 2016; 23(10): 1422-33.

4. Kucukaydın Z., Duran C., Basaran M., Camlica F. Plasma total oxidant and antioxidant status after oral glucose tolerance and mixed meal tests in patients with polycystic ovary syndrome. J. Endocrinol. Invest. 2016; 39(10): 1139-48.

5. Ehsan M., Moaddab A., Ganji M. Oxidative stress biomarkers in endometrial secretions : A comparison between successful and unsuccessful in vitro fertilization cycles. J. Reprod. Immunol. 2016;116: 70-5.

6. Silberstein T., Har-vardi I., Harlev A., Friger M., Hamou B., T. Barac T. et al. Antioxidants and polyphenols: concentrations and relation to male infertility and treatment succes. Oxid. Med. Cell. Longev. 2016; 2016: 9140925.

7. Agarwal A., Said T.M., Bedaiwy M., Banerjee J., Alvarez J.G. Oxidative stress in an assisted reproductive techniques setting. Fertil. Steril. 2006;86(3): 503-12.

8. Fujimoto V.Y., Bloom M.S., Huddleston H.G., Shelley W.B., Ocque A.J., Browne R.W. Correlations of follicular fluid oxidative stress biomarkers and enzyme activities with embryo morphology parameters during in vitro fertilization. Fertil. Steril. 2011; 96(6): 1357-61.

9. Oborna I., Wojewodka G., De Sanctis J.B., Fingerova H., Svobodova M., Brezinova J. et al. Increased lipid peroxidation and abnormal fatty acid profiles in seminal and blood plasma of normozoospermic males from infertile couples. Hum. Reprod. 2010; 25(2): 308-16.

10. Wdowiak A., Wdowiak A. Comparing antioxidant enzyme levels in follicular fluid in ICSI-treated patients. Gynecol. Obstet. Fertil. 2015; 43(7-8): 515-21.

11. Pekel A., Gönenç A., Turhan N.Ö., Kafalı H. Changes of sFas and sFasL, oxidative stress markers in serum and follicular fluid of patients undergoing IVF. J. Assist. Reprod. Genet. 2015; 32(2): 233-41.

Поступила 25.08.2016

Принята в печать 02.09.2016

Об авторах / Для корреспонденции

Иванча Кристина Александровна, аспирант отделения вспомогательных репродуктивных технологий в лечении бесплодия,
ФГБУ НЦАГиП им. академика В.И. Кулакова Минздрава России. Адрес: 117485, Россия, Москва, ул. Академика Опарина, д. 4. E-mail: k_ivancha@oparina4.ru
Сыркашева Анастасия Григорьевна, к.м.н., научный сотрудник отдела научного планирования и аудита ФГБУ НЦАГиП им. академика В.И. Кулакова Минздрава России. Адрес: 117485, Россия, Москва, ул. Академика Опарина, д. 4. E-mail: a_syrkasheva@oparina4.ru
Володина Мария Александровна, к.б.н., научный сотрудник лаборатории митохондриальной медицины ФГБУ НЦАГиП им. академика В.И. Кулакова Минздрава России. Адрес: 117997, Россия, Москва, ул. Академика Опарина, д. 4. E-mail: m_volodina@oparina4.ru
Пятаева Софья Владимировна, к.б.н., научный сотрудник лаборатории митохондриальной медицины ФГБУ НЦАГиП им. академика В.И. Кулакова Минздрава России. Адрес: 117997, Россия, Москва, ул. Академика Опарина, д. 4. E-mail: biosonya@gmail.com
Суханова Юлия Алексеевна, м.н.с лаборатории митохондриальной медицины
ФГБУ НЦАГиП им. академика В.И. Кулакова Минздрава России. Адрес: 117997, Россия, Москва, ул. Академика Опарина, д. 4. E-mail: suhanova_julia@hotmail.com
Высоких Михаил Юрьевич, к.б.н., зав. лабораторией митохондриальной медицины ФГБУ НЦАГиП им. академика В.И. Кулакова Минздрава России,
зав. лабораторией молекулярных механизмов старения НИИФХБ им. А.Н. Белозерского МГУ.
Адрес: 117997, Россия, Москва, ул. Академика Опарина, д. 4. Телефон: 8 (495) 438-76-33, доб. 1472. E-mail: m_vysokikh@oparina4.ru
Калинина Елена Анатольевна, д.м.н., доцент, зав. отделением вспомогательных технологий в лечении бесплодия ФГБУ НЦАГиП им. академика В.И. Кулакова
Минздрава России. Адрес: 117485, Россия, Москва, ул. Академика Опарина, д. 4. E-mail: e_kalinina@oparina4.ru
Понизовкина Анастасия Игоревна, студентка 6-го курса факультета фундаментальной медицины МГУ им. М. В. Ломоносова.
Адрес: 119991, Россия, Москва, ул. Ленинские Горы, д. 1. E-mail: Anastasia-pon@mail.ru
Долгушина Наталия Витальевна, д.м.н., доцент, руководитель службы научно-организационного обеспечения ФГБУ НЦАГиП им. академика В.И. Кулакова
Минздрава России. Адрес: 117485, Россия, Москва, ул. Академика Опарина, д. 4. E-mail: n_dolgushina@oparina4.ru

Для цитирования: Иванча К.А., Сыркашева А.Г., Володина М.А., Пятаева С.В.,
Суханова Ю.А., Высоких М.Ю., Калинина Е.А., Понизовкина А.И., Долгушина Н.В. Роль маркеров оксидативного стресса в прогнозировании исходов вспомогательных репродуктивных технологий. Акушерство и гинекология. 2017; 5: 98-103.
http://dx.doi.org/10.18565/aig.2017.5.98-103

Также по теме

Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта.