Перспективы лечения бесплодия методами вспомогательных репродуктивных технологий у женщин старше 40 лет с собственными ооцитами

Хачатрян Л.В., Макарова Н.П., Калинин А.П., Смольникова В.Ю.

1 ФГАОУ ВО «Первый Московский государственный медицинский университет имени И.М. Сеченова» Минздрава России (Сеченовский Университет), Москва, Россия; 2 ФГБУ «Национальный медицинский исследовательский центр акушерства, гинекологии и перинатологии имени В.И. Кулакова» Минздрава России, Москва, Россия; 3 ФГАОУ ВО «Российский национальный исследовательский медицинский университет имени Н.И. Пирогова» Минздрава России
В настоящее время деторождение у женщин позднего репродуктивного возраста является не только актуальной клинической, но и социальной проблемой. Патогенез бесплодия у супружеских пар данной возрастной группы крайне сложен, представлен сочетанием нескольких факторов и часто требует персонализированного подхода к лечению.
В обзоре представлены данные о роли генетических факторов и сигнальных путей оксидативного стресса в реализации патогенетических механизмов старения яичников. Проведен обзор различных протоколов контролируемой стимуляции яичников и подходов к оптимизации программ вспомогательных репродуктивных технологий у пациенток позднего репродуктивного возраста. Представлена информация об экспериментальных исследованиях, которая позволит расширить понимание о перспективах лечения бесплодия у пациенток изучаемой возрастной когорты.
Заключение: Изучение патогенетических механизмов старения яичников является одним из ключевых направлений оптимизации программ лечения бесплодия у женщин позднего репродуктивного возраста методами ВРТ с собственными ооцитами, а также представляет научный интерес для разработки в будущем инновационных терапевтических подходов для данной когорты пациенток.

Ключевые слова

вспомогательные репродуктивные технологии (ВРТ)
оптимизация программ ВРТ
поздний репродуктивный возраст
оксидативный стресс
сигнальные пути
старение яичников

В настоящее время деторождение у женщин позднего репродуктивного возраста является не только актуальной клинической проблемой, но и имеет большую социальную значимость. Возрастание общественных детерминант в современном обществе приводит к изменению репродуктивного поведения женщин и откладыванию материнства. Данные тенденции создают сложные условия для специалистов в области репродуктивного здоровья, что связано с наличием различных факторов, в том числе отягощенного соматического и гинекологического анамнеза у женщин данной возрастной группы. Пропорционально возрасту у женщин возрастает риск бесплодия, привычного невынашивания, осложнений беременности, рождения детей с пороками развития, хромосомными аномалиями и генетическими мутациями. Существуют два механизма старения яичников – физиологическое и патологическое. Первый является естественным процессом угасания функции яичником с возрастанием хронологического возраста. Ко второму относят сниженный овариальный резерв, преждевременную недостаточность яичников и бедный ответ яичников в программах применения методов вспомогательных репродуктивных технологий (ВРТ) при лечении бесплодия [1]. У женщин позднего репродуктивного возраста может наблюдаться сочетание данных механизмов, что осложняет задачу для профильных специалистов. В генезе бесплодия у женщин старше 35 лет большое значение имеют патологический фолликулогенез, снижение овариального резерва и функциональной компетентности ооцитов [2]. Помимо этого, после 40 лет наблюдается резкое увеличение частоты хромосомных аномалий эмбрионов, что связано с воздействием множества экзогенных и эндогенных факторов [3]. Известная тенденция увеличения частоты анеуплоидии и возрастного снижения овариального резерва создает сложную задачу в клинической практике. У женщин позднего репродуктивного возраста, для которых характерен менее эффективный ответ на овариальную стимуляцию, требуется большее количество ооцитов для получения эуплоидного эмбриона, по сравнению с молодыми пациентками. В исследовании Vaiarelli A. et al. было посчитано, что у женщин возрастных групп 35–37, 38–40, 41–42 и >42 лет требуется забор 5, 7, 10 и 20 ооцитов, соответственно, с целью получения хотя бы одного эуплоидного эмбриона [4].

Роль генетических факторов и оксидативного стресса в старении яичников и ооцитов

К наиболее изученным причинам формирования хромосомных нарушений относят нарушения различных процессов созревания ооцитов. Нарушение гомологичной рекомбинации является одной из распространенных причин отклонений мейотической сегрегации хромосом и формирования трисомий аутосомных и половых хромосом материнского происхождения [5]. Важнейшее значение в процессе деления клеток имеют белки когезины, которые регулируют процесс разделения сестринских хроматид [6]. В недавних исследованиях показано, что у женщин позднего репродуктивного возраста имеется взаимосвязь между снижением уровня когезинов, потерей сцепления и увеличением частоты ошибок расхождения хромосом, что также приводит к хромосомным аберрациям [7–9]. Контрольная точка сборки веретена выполняет функцию остановки клеточного цикла при ошибках сегрегации хромосом [10]. В экспериментальных исследованиях было показано, что под действием окислительного стресса с возрастом отмечается нарушение целостности контрольных точек формирования веретена, которое обусловливает увеличение частоты хромосомных нарушений [11, 12]. Нестабильность веретена деления приводит к нарушению взаимодействия между кинетохорами и микротрубочками, что также вносит вклад в возникновение анеуплоидий половых хромосом материнского происхождения [13]. Кроме того, основу для формирования хромосомных нарушений могут составить такие механизмы, как чрезмерное ацетилирование белков, эпигенетические изменения хроматина и повреждение ДНК [3].

Чрезмерная продукция активных форм кислорода (АФК) может приводить к нарушению баланса между рядом сигнальных путей и белковых факторов. Внимание исследователей обращено на изучение сигнальных путей, связанных с воздействием оксидативного стресса на овариальную функцию. Оптимальное функционирование митохондрий имеет решающее значение для сохранения овариального резерва и ооцитов высокого качества. Возрастные изменения митохондриального биогенеза негативно влияют на продукцию клеточной энергии, вызывают усиление апоптоза клеток яичников, снижение количества и качества ооцитов, и, соответственно, нарушение эмбрионального развития [14, 15]. Помимо снижения продукции АТФ с увеличением хронологического возраста в ооцитах происходят существенные молекулярные и биохимические изменения [16]. Чрезмерное накопление АФК является одним из таких патологических процессов. Несмотря на то, что патогенетические механизмы старения ооцитов крайне сложны, в настоящее время большой интерес исследователей медико‑биологических специальностей вызывает изучение вклада окислительного стресса в их формирование [17]. Как известно, в физиологических условиях окислительная и антиоксидантная системы пребывают в состоянии динамического равновесия. Являясь побочными продуктами митохондриального окислительного фосфорилирования, АФК играют роль плейотропных сигнальных молекул и участвуют в поддержании важных функций в организме. В случае избыточного накопления АФК возникает оксидативный стресс, который, как было показано в многочисленных исследованиях, через экзогенные и эндогенные пути, стресс эндоплазматического ретикулума вызывает апоптоз клеток яичника и, как следствие, нарушение фолликулогенеза [18–21]. Апоптоз гранулезных клеток приводит к дефициту питательных веществ и метаболическим нарушениям, что лишь усиливает снижение овариальной функции [22]. Кроме того, большой вклад в снижение овариального резерва вносит гибель зародышевых клеток, которая возникает вследствие запуска апоптоза. Образующийся клеточный дебрис влияет на микроокружение яичников, а повышение количества внеклеточной ДНК в фолликулярной жидкости приводит к увеличению продукции АФК, что замыкает порочный круг патологических процессов [23].

Дисбаланс оксидантно‑антиоксидантной системы приводит к нарушению сложной системы взаимодействий между рядом сигнальных путей и белковых факторов. Часть из них непосредственно связана с влиянием окислительного стресса на функционирование яичников. Одним из наиболее изученных сигнальных путей является редокс‑чувствительная сигнальная система Keap1/Nrf2/ARE. Nrf2 (nuclear factor erythroid 2–related factor 2) – редокс‑чувствительный транскрипционный фактор участвует в защитных реакциях, направленных на защиту клеточных функций [24]. В нормальных условиях связывание Nrf2 с Kelch‑подобным ECHассоциированным белком 1 (Keap1) приводит к убиквитинированию и деградации первого. При изменении внутриклеточного гомеостаза, развитии оксидативного стресса комплекс Nrf2‑Keap1 разделяется, что приводит к накоплению ядерного Nrf2. Nrf2 связывается с геномными антиоксидант‑респонсивными элементами (antioxidant response element, ARE), и таким образом происходит стимуляция экспрессии ряда генов‑мишеней — антиоксидантных ферментов и факторов детоксикации [25]. Экспериментальные исследования на животных показали, что воздействие агрессивных факторов ингибирует сигнальный путь Keap1/Nrf2/ ARE, усугубляет оксидативный стресс, приводит к нарушению оогенеза [26], преждевременной активации фолликулов и снижению функции яичников [27]. Большое значение в регуляции клеточного метаболизма и оксидативного стресса имеет Sirt‑сигнальный путь. Потеря сиртуина‑1 (Sirt1) приводит к снижению качества и ингибированию деления ооцитов, а также повышению восприимчивости эмбриона к оксидативному стрессу на ранних этапах своего развития [28]. Было обнаружено, что потеря сиртуина‑1 клетками гранулезы нарушает синтез эстрадиола и экспрессию связанных с ним рецепторов [29]. В более ранних исследованиях было показано, что сигнальный путь Sirt1/FoxO1 является одним из ключевых при активации апоптоза клеток гранулезы, а, следовательно, снижении качества ооцитов и уменьшении количества примордиальных фолликулов [30]. Помимо сиртуина‑1, роль в функционировании яичников – регуляции мейоза, стабилизации теломер ооцитов, экспрессии ароматазы и 17‑гидроксистероиддегидрогеназы – играют и другие представители данного семейства белков [31]. Семейство транскрипционных факторов FOXO (forkhead box protein O) представлено факторами FoxO1, FoxO3, FoxO4 и FoxO6. Оксидативный стресс путем фосфорилирования, моноубиквитинирования и гликозилирования способен активировать FoxO сигнальный путь [32], что, в свою очередь приводит к экспрессии генов, регулирующих процессы апоптоза, аутофагии и остановку клеточного цикла [33]. Еще в 2003 г. в исследовании Shi F. et al было обнаружено, что экспрессия FoxO1 наиболее выражена в клетках гранулезы атретичных фолликулов [34]. В экспериментальных исследованиях in vitro было показано, что АФК активируют FoxO1 сигнальный путь и, таким образом, способствуют апоптозу в гранулезных клетках яичников [35]. Результаты последних исследований указывают на роль FoxO3а в преждевременном истощении примордиальных фолликулов [36]. Так, экспериментальные исследования на животных показали, что цитостатические препараты приводят к подавлению экспрессии p‑FoxO3a и антиоксидантных ферментов, митохондриальной дисфункции и усилению апоптоза [37, 38].

Сигнальный путь МАРК (mitogen‑activated protein kinase – митоген‑активируемая протеинкиназа) относится к внутриклеточным сигнальным путям, которые регулируют передачу внеклеточных сигналов от поверхности клеточной мембраны к ядру, контролируют транскрипцию генов, пролиферацию, дифференцировку клеток и другие процессы путем каскадного фосфорилирования различных протеинкиназ. МАРК протеинкиназы – это сборная группа белков из трех небольших семейств протеинкиназ – p38, JNK/SAPK (Stress‑activated protein kinase/Jun‑amino‑terminal kinase) и ERK (Extracellular‑signal‑regulated kinase) [39]. В экспериментальном исследовании Sun J. et al созданная на животных модель хронического непредсказуемого легкого стресса вызвала повышение уровня АФК, опосредованное через МАРК‑сигнальный путь, ингибирование пролиферации гранулезных клеток и ускорение клеточного старения. В этом исследовании также была показана роль ERK в процессах клеточного старения и ингибировании клеточной пролиферации, а путей JNK и p38 – в остановке клеточного цикла [40].

В регуляции клеточного цикла существенное значение имеют и другие сигнальные пути. В настоящее время много исследований посвящено изучению AKT (Alpha serine/threonine‑protein kinase) сигнального пути, который является одним из путей ингибирования процессов клеточного процесса и стимуляции клеточной пролиферации [41]. Значение данного сигнального пути при оксидативном стрессе изучили в исследовании Yan J. et al., где было показано, что АФК способны ингибировать PI3K/AKT (Phosphoinositide 3‑kinase/ Alpha serine/threonine‑protein kinase) сигнальный путь, индуцировать повышенную экспрессию BAD (BCL2 associated agonist of cell death), BAX (Bcl‑2associated X protein) и CASP9 (Caspase 9) и ускорять апоптоз гранулезных клеток [42]. Активация AKT сигнального пути связана с изменением экспрессии циклинов – семейства белков‑активаторов циклин‑зависимых протеинкиназ, которые являются ключевыми ферментами регуляции клеточного цикла. Интересные результаты были получены в экспериментальном исследовании на животных Li X. et al., в котором было показано, что терапия изорамнетином – О‑метилированным флавонолом из класса флавоноидов – через PI3K/AKT сигнальный путь приводит к снижению оксидативного стресса, усилению экспрессии циклина D, циклина E и циклина A и последующей активации пролиферации клеток гранулезы [43].

В настоящее время активно продолжаются исследования механизмов овариального старения. Изучение особенностей патогенеза на молекулярном уровне может быть перспективным направлением в отношении разработки эффективных методов терапии бесплодия и повышения результативности программ ВРТ.

Оптимизация программ ВРТ при лечении бесплодия у женщин позднего репродуктивного возраста

Экстракорпоральное оплодотворение в настоящее время является методом выбора лечения бесплодия у женщин старше 40 лет. На долю пациенток данной возрастной группы приходится 17,9% всех циклов ВРТ [44]. В настоящее время не существует эффективных мер по борьбе с возрастным снижением фертильности, однако при лечении бесплодия женщин позднего репродуктивного возраста могут быть применены различные подходы. Исследователи медико‑биологических областей проводят активное изучение и внедрение в клиническую практику новых диагностических инструментов и терапевтических стратегий, которые позволят повысить эффективность программ ВРТ, в особенности для женщин позднего репродуктивного возраста. К наиболее современным методам относят криоконсервацию ооцитов в более молодом возрасте (программы отложенного материнства) с целью сохранения фертильности по медицинским показаниям или социальным причинам, персонализированную контролируемую стимуляцию яичников с целью максимального ответа яичников, совершенствование селекции эмбрионов с помощью преимплантационного генетического тестирования на наличие анеуплоидий и других генетических нарушений, донацию ооцитов в случае отсутствия возможности получения собственных ооцитов. В настоящее время проводятся активные исследования и попытки внедрению в клиническую практику новых диагностических инструментов и терапевтических стратегий, которые позволят повысить эффективность программ ВРТ, в особенности для женщин позднего репродуктивного возраста.

Методы оценки репродуктивного потенциала у пациенток позднего репродуктивного возраста

Подбор метода лечения бесплодия супружеской пары должен производиться с учетом возраста женщин, основываться на правильной оценке овариального резерва и дополнительных факторах, которые могут ухудшать шансы каждой пары на зачатие. Корректная оценка репродуктивного потенциала имеет важное клиническое значение для определения шанса на зачатие для супружеской пары и определения тактики ведения. Наиболее надежными методами оценки функционального резерва яичников являются оценка уровня фолликулостимулирующего гормона (ФСГ), антимюллеров гормон (АМГ) и подсчет числа антральных фолликулов [45, 46]. Отсутствие терапевтических методов улучшения качества ооцитов и эмбрионов подчеркивает острую необходимость разработки правильных терапевтических стратегий с целью получения максимально возможного количества ооцитов. Эффективность и безопасность эмбриологического этапа, обеспечение оптимальной среды культивирования in vitro позволяются обеспечить благоприятные исходы. Решающее значение в повышении эффективности программ ВРТ имеют рациональные подходы к эмбриологическому этапу, а также применение стратегии переноса одного эмбриона [47–49].

Контролируемая стимуляция яичников у пациенток старше 40 лет

При проведении циклов ВРТ основным фактором достижения клинической беременности являются результаты контролируемой стимуляции яичников.

«Бедный» ответ яичников является существенной проблемой репродуктивной медицины. Женщины с «бедным» ответом на овариальную стимуляцию составляют значительную когорту среди всех пациенток, проходящих программы ВРТ с целью лечения бесплодия. Частота данного состояния составляет от 5 до 24% [4]. Такая вариабельность данных связана с отсутствием единого мнения относительно определения «бедного» ответа. Болонские критерии были первым международным консенсусом по определению «бедного» ответа. В 2016 г. была принята новая классификация POSEIDON, которая характеризуется более детальной стратификацией пациенток и обеспечивает индивидуализированный подход к их лечению. Несмотря на совершенствование диагностических и терапевтических методов, подходы к ведению пациентов данной когорты остаются дискутабельными. Так, в последнем Кокрейновском мета‑анализе 2010 г. было показано отсутствие убедительных данных в поддержку рутинного применения конкретных методов лечения пациенток с «бедным» ответом [50]. В связи с этим репродуктологи используют в клинической практике различные протоколы контролируемой стимуляции яичников для повышения частоты наступления беременности. Несмотря на это, показатель живорождения за цикл составляет 6% среди пациенток с «бедным» ответом яичников [51]. Кумулятивная частота живорождения — это общее число живорождений за один цикл, которое включает переносы нативных и/или размороженных эмбрионов у пары. Результаты исследований демонстрируют предсказуемую тенденцию — чем больше количество полученных ооцитов, тем выше кумулятивная частота живорождения [52– 54]. Стимуляция овуляции поддерживает рост фолликулов во время каждого цикла, но не может генерировать фолликулы ex-novo. Именно поэтому увеличение доз препаратов в циклах стимуляции сверх максимального порога не представляют клинического интереса ввиду отсутствия эффекта.

В исследовании Zhang X. et al была проведена модификация рутинных протоколов на гибкий короткий с целью повышения эффективности стимуляции овуляции у пациенток с «бедным» ответом старше 40 лет [55]. Преимуществами гибкого протокола могут быть уменьшение случаев преждевременного всплеска лютеинизирующего гормона (ЛГ) и, соответственно, частоты отмены цикла, а также сокращение дозы гонадотропинов и необходимого для стимуляции времени. Сравнительная оценка эффективности проводилась со стандартным коротким протоколом и протоколом умеренной «мягкой» стимуляции. Умеренная «мягкая» стимуляция проводилась по следующей схеме: с 3‑го дня цикла по предшествующий введению триггера (человеческого хорионического гонадотропина (чХГ)) день применялись антиэстрогенные препараты. Препараты человеческого менопаузального гонадотропина или ФСГ вводились в низких дозах от 75 до 150 МЕ в сутки с 5‑го дня цикла. Коррекция дозы гонадотропинов проводилась под контролем фолликулометрии в зависимости от индивидуального ответа каждой пациентки. При достижении одним или несколькими фолликулами диаметра 18 мм вводился чХГ 10 000 МЕ. Забор ооцитов проводился через 36 ч после введения препарата чХГ. В стандартном коротком протоколе введение трипторелина 0,1 мг/сутки) проводилось со 2‑го дня менструального цикла до дня введения препарата чХГ. Препараты гонадотропина вводились с 3‑го дня в начальной дозе 150–225 МЕ в сутки в течение первых 5 дней, дальнейшая коррекция дозы проводилась под контролем развития фолликулов. В гибком коротком протоколе стимуляция начиналась с 3‑го дня цикла введением трипторелина (0,05 мг/сутки) и продолжалась до дня введения чХГ. Препараты гонадотропина (ФСГ) вводились при повышении уровня эстрогена и достижении хотя бы одного фолликула диаметра 5 мм. Время начала введения гонадотропинов было более гибким – с 5‑го по 10‑й день цикла до дня введения чХГ, а минимальное количество дней введения составляло 4. Эмбрионы высокого качества были перенесены или заморожены методом витрификации на 3‑й день после оплодотворения. В случае отсутствия высококачественных эмбрионов на 3‑й день, культивирование продлевалось до 5‑го или 6‑го дня. Сравнительный анализ показал высокую эффективность гибкого короткого протокола в отношении не только улучшения качества ооцитов и эмбрионов, но и имплантационного потенциала по сравнению с протоколом мягкой стимуляции. Применение гибкого протокола позволило уменьшить общую дозу гонадотропина на цикл стимуляции, а также снизить частоту преждевременной овуляции. Таким образом, авторами был сделан вывод о преимуществах применения модифицированной схемы стимуляции для пациенток старше 40 лет. Применение агониста гонадотропин‑рилизинг‑гормона (аГнРГ) трипторелина в гибком коротком протоколе может стимулировать высвобождение межциклического ФСГ и, таким образом, улучшать стимуляцию роста фолликулов [56]. В то же время аГнРГ подавляют пик ЛГ в связи с десенситизирующим эффектом на гипофиз. Введение аГнРГ способствует снижению уровня биоактивного ЛГ, росту множественных фолликулов и предотвращает преждевременную овуляцию, которая свойственна пациенткам позднего репродуктивного возраста и с «бедным» ответом.

Летрозол является ингибитором ароматазы третьего поколения, подавляет превращение андрогенов в эстрогены и повышает уровень андрогенов в яичниках, что приводит к снижению уровня эстрогенов в ранней фолликулярной фазе, ослабляет отрицательную обратную связь эстрогенов с гипофизом, увеличивает эндогенную секрецию ФСГ и ЛГ и способствует росту фолликулов [57]. Кроме того, андрогены способны повышать чувствительность фолликула к ФСГ, что также стимулирует рост фолликулов. В мета‑анализе Qin Y.et al (2021) была проведена оценка эффективности применения летрозола в комбинации с протоколом с аГнРГ у пациенток с «бедным» ответом. Было показано, что частота клинической беременности за один цикл ЭКО при применении летрозола была выше, чем в группах сравнения [58]. Включение летрозола позволяет снижать общую дозу препаратов гонадотропинов и не влияет на количество полученных ооцитов, частоту отмены цикла и концентрацию эстрадиола в день введения чХГ. Кроме того, было показано, что применение летрозола позволяет уменьшить экономическую нагрузку на пациентов. Подтверждение этих данных было найдено в другом мета‑анализе 2022 г. Bülow N.S. et al., в котором показали, что для пациенток с «бедным» ответом яичников при стимуляции овуляции может быть рекомендован летрозол [59].

В настоящее время большой интерес представляет продолжение исследований по подбору эффективного протокола стимуляции овуляции у женщин позднего репродуктивного возраста. Индивидуальный подход к стимуляции овуляции у женщин данной когорты является перспективным ввиду потенциальных возможностей улучшения исходов программа ВРТ.

Экспериментальные подходы к оптимизации программ ВРТ у пациенток позднего репродуктивного возраста

Разработка и внедрение в будущем новых терапевтических подходов может не только повысить эффективность, но и сократить риски при лечении бесплодия методами ВРТ у женщин позднего репродуктивного возраста. В настоящее время перспективным является изучение таких новаторских неинвазивных методов, как метаболическое профилирование культуральных сред для подбора лучших условий культивирования и селекции эмбриона с максимальным имплантационным потенциалом [60–63]. Также большой интерес исследователей представляют такие экспериментальные терапевтические методы улучшения репродуктивного потенциала у женщин, как хромосомная терапия, создание гамет in vitro, пронуклеарный или митохондриальный перенос [2]. Требуется дальнейшее изучение данных методов с целью оценки безопасности и клинической эффективности применения в программах ЭКО.

Заключение

В настоящее время изучение патогенетических механизмов старения яичников является не только одним из ключевых направлений для оптимизации программ лечения бесплодия у женщин позднего репродуктивного возраста методами ВРТ с собствен‑ ными ооцитами, но и представляет научный интерес для разработки в будущем инновационных терапев‑ тических подходов для данной когорты пациенток. В настоящее время внимания клиницистов заслужива‑ ет активное внедрение в практику программ витри‑ фикации ооцитов, как наиболее надежного способа сохранения генетического материала и репродуктив‑ ного здоровья пациенток с социальными и медицин‑ скими факторами риска бесплодия.

Список литературы

1. Yan F., Zhao Q., Li Y., Zheng Z., Kong X., Shu C. et al. The role of oxidative stress in ovarian aging: a review. J. Ovarian Res. 2022; 15(1):100. https://dx.doi.org/10.1186/s13048‑022‑01032‑x.

2. Ubaldi F.M., Cimadomo D., Vaiarelli A., Fabozzi G., Venturella R., Maggiulli R. et al. Advanced maternal age in IVF: still a challenge? The present and the future of its treatment. Front. Endocrinol. (Lausanne). 2019; 10: 94. https://dx.doi.org/10.3389/fendo.2019.00094.

3. Mikwar M., MacFarlane A.J., Marchetti F. Mechanisms of oocyte aneuploidy associated with advanced maternal age. Mutat. Res. Rev. Mutat. Res. 2020; 785: 108320. https://dx.doi.org/10.1016/j.mrrev.2020.108320.

4. Vaiarelli A., Cimadomo D., Ubaldi N., Rienzi L., Ubaldi F.M. What is new in the management of poor ovarian response in IVF? Curr. Opin. Obstet. Gynecol. 2018; 30(3): 155‑62. https://dx.doi.org/10.1097/GCO.0000000000000452.

5. Hassold T., Maylor-Hagen H., Wood A., Gruhn J., Hoffmann E., Broman K.W., Hunt P. Failure to recombine is a common feature of human oogenesis. Am. J. Hum. Genet. 2021; 108(1): 16‑24. https://dx.doi.org/10.1016/ j.ajhg.2020.11.010.

6. Смирнова А.А., Зыряева Н.А., Аншина М.Б. Возрастные изменения и риск хромосомных аномалий в ооцитах человека (обзор лите‑ ратуры). Проблемы репродукции. 2019; 25(2): 16‑26.

7. Mishina T., Tabata N., Hayashi T., Yoshimura M., Umeda M., Mori M. et al. Single‑oocyte transcriptome analysis reveals aging‑associated effects influenced by life stage and calorie restriction. Aging Cell. 2021; 20(8): e13428. https://dx.doi.org/10.1111/acel.13428.

8. Beverley R., Snook M.L., Brieño-Enríquez M.A. Meiotic cohesin and variants associated with human reproductive aging and disease. Front. Cell Dev. Biol. 2021; 9: 710033. https://dx.doi.org/10.3389/fcell.2021.710033.

9. Lee J. Is age‑related increase of chromosome segregation errors in mammalian oocytes caused by cohesin deterioration? Reprod. Med. Biol. 2019; 19(1): 2‑41. https://dx.doi.org/10.1002/rmb2.12299.

10. Ma J.Y., Li S., Chen L.N., Schatten H., Ou X.H., Sun Q.Y. Why is oocyte aneuploidy increased with maternal aging? J. Genet. Genomics. 2020; 47(11): 659‑71. https://dx.doi.org/10.1016/j.jgg.2020.04.003.

11. Blengini C.S., Nguyen A.L., Aboelenain M., Schindler K. Age‑dependent integrity of the meiotic spindle assembly checkpoint in females requires Aurora kinase B. Aging Cell. 2021; 20(11): e13489. https://dx.doi.org/10.1111/acel.13489.

12. Wasielak-Politowska M., Kordowitzki P. Chromosome segregation in the oocyte: what goes wrong during aging. Int. J. Mol. Sci. 2022; 23(5): 2880. https://dx.doi.org/10.3390/ijms23052880.

13. Zielinska A.P., Bellou E., Sharma N., Frombach A.S., Seres K.B., Gruhn J.R. et al. Meiotic kinetochores fragment into multiple lobes upon cohesin loss in aging eggs. Curr. Biol. 2019; 29(22): 3749‑65.e7. https://dx.doi.org/10.1016/ j.cub.2019.09.006.

14. Chiang J.L., Shukla P., Pagidas K., Ahmed N.S., Karri S., Gunn D.D., Hurd W.W., Singh K.K. Mitochondria in ovarian aging and reproductive longevity. Ageing Res. Rev. 2020; 63: 101168. https://dx.doi.org/10.1016/ j.arr.2020.101168.

15. Tesarik J., Galán-Lázaro M., Mendoza-Tesarik R. Ovarian aging: molecular mechanisms and medical management. Int. J. Mol. Sci. 2021; 22(3): 1371. https://dx.doi.org/10.3390/ijms22031371.

16. Wang L., Tang J., Wang L., Tan F., Song H., Zhou J., Li F. Oxidative stress in oocyte aging and female reproduction. J. Cell. Physiol. 2021; 236(12): 7966‑83. https://dx.doi.org/10.1002/jcp.30468.

17. Sies H., Jones D.P. Reactive oxygen species (ROS) as pleiotropic physiological signalling agents. Nat. Rev. Mol. Cell Biol. 2020; 21(7): 363‑83. https://dx.doi.org/10.1038/s41580‑020‑0230‑3.

18. Teixeira C.P., Florencio-Silva R., Sasso G.R.S., Carbonel A.A.F., Simões R.S., Simões M.J. Soy isoflavones protect against oxidative stress and diminish apoptosis in ovary of middle‑aged female rats. Gynecol. Endocrinol. 2019; 35(7): 586‑90. https://dx.doi.org/10.1080/09513590.2018.1559287.

19. Yang L., Chen Y., Liu Y., Xing Y., Miao C., Zhao Y. et al. The role of oxidative stress and natural antioxidants in ovarian aging. Front. Pharmacol. 2021; 11: 617843. https://dx.doi.org/10.3389/fphar.2020.617843.

20. Jalouli M., Mofti A., Elnakady Y.A., Nahdi S., Feriani A., Alrezaki A. et al. Allethrin promotes apoptosis and autophagy associated with the oxidative stress‑related PI3K/AKT/mTOR signaling pathway in developing rat ovaries. Int. J. Mol. Sci. 2022; 23(12): 6397. https://dx.doi.org/10.3390/ ijms23126397.

21. Yang X., Wang W., Zhang Y., Wang J., Huang F. Moxibustion improves ovary function by suppressing apoptosis events and upregulating antioxidant defenses in natural aging ovary. Life Sci. 2019; 229: 166‑72. https://dx.doi.org/10.1016/ j.lfs.2019.05.040.

22. Zhang J., Xu Y., Liu H., Pan Z. MicroRNAs in ovarian follicular atresia and granulosa cell apoptosis. Reprod. Biol. Endocrinol. 2019; 17(1): 9. https://dx.doi.org/10.1186/s12958‑018‑0450‑y.

23. Guan Y., Zhang W., Wang X., Cai P., Jia Q., Zhao W. Cell‑free DNA induced apoptosis of granulosa cells by oxidative stress. Clin. Chim. Acta. 2017; 473: 213‑7. https://dx.doi.org/10.1016/j.cca.2016.11.023.

24. He F., Ru X., Wen T. NRF2, a Transcription factor for stress response and beyond. Int. J. Mol. Sci. 2020; 21(13): 4777. https://dx.doi.org/10.3390/ ijms21134777.

25. Madden S.K., Itzhaki L.S. Structural and mechanistic insights into the Keap1‑Nrf2 system as a route to drug discovery. Biochim. Biophys. Acta Proteins Proteom. 2020; 1868(7): 140405. https://dx.doi.org/10.1016/ j.bbapap.2020.140405.

26. Jiang X., Xing X., Zhang Y., Zhang C., Wu Y., Chen Y. et al. Lead exposure activates the Nrf2/Keap1 pathway, aggravates oxidative stress, and induces reproductive damage in female mice. Ecotoxicol. Environ. Saf. 2021; 207: 111231. https://dx.doi.org/10.1016/j.ecoenv.2020.111231.

27. Zhang M., Yu X., Li D., Ma N., Wei Z., Ci X., Zhang S. Nrf2 signaling pathway mediates the protective effects of daphnetin against D‑Galactose induced‑premature ovarian failure. Front. Pharmacol. 2022; 13: 810524. https://dx.doi.org/10.3389/fphar.2022.810524.

28. Iljas J.D., Wei Z., Homer H.A. Sirt1 sustains female fertility by slowing age‑related decline in oocyte quality required for post‑fertilization embryo development. Aging Cell. 2020; 19(9): e13204. https://dx.doi.org/10.1111/acel.13204.

29. Guo L., Liu X., Chen H., Wang W., Gu C., Li B. Decrease in ovarian reserve through the inhibition of SIRT1‑mediated oxidative phosphorylation. Aging (Albany NY). 2022; 14(5): 2335‑47. https://dx.doi.org/10.18632/ aging.203942.

30. Nie X., Dai Y., Zheng Y., Bao D., Chen Q., Yin Y. et al. Establishment of a mouse model of premature ovarian failure using Consecutive Superovulation. Cell. Physiol. Biochem. 2018; 51(5): 2341‑58. https://dx.doi.org/10.1159/000495895.

31. Immediata V., Ronchetti C., Spadaro D., Cirillo F., Levi-Setti P.E. Oxidative stress and human ovarian response‑from somatic ovarian cells to oocytes damage: a clinical comprehensive narrative review. Antioxidants (Basel). 2022; 11(7): 1335. https://dx.doi.org/10.3390/antiox11071335.

32. Link W. Introduction to FOXO biology. Methods Mol. Biol. 2019; 1890: 1‑9. https://dx.doi.org/10.1007/978‑1‑4939‑8900‑3_1.

33. Murtaza G., Khan A.K., Rashid R., Muneer S., Hasan S.M.F., Chen J. FOXO transcriptional factors and long‑term living. Oxid. Med. Cell. longev. 2017; 2017: 3494289. https://dx.doi.org/10.1155/2017/3494289.

34. Shi F., LaPolt P.S. Relationship between FoxO1 protein levels and follicular development, atresia, and luteinization in the rat ovary. J. Endocrinol. 2003; 179(2): 195‑203. https://dx.doi.org/10.1677/joe.0.1790195.

35. Shen M., Lin F., Zhang J., Tang Y., Chen W.K., Liu H. Involvement of the up‑regulated FoxO1 expression in follicular granulosa cell apoptosis induced by oxidative stress. J. Biol. Chem. 2012; 287(31): 25727‑40. https://dx.doi.org/10.1074/jbc.M112.349902.

36. Thanatsis N., Kaponis A., Koika V., Georgopoulos N.A., Decavalas G.O. Reduced Foxo3a, FoxL2, and p27 mRNA expression in human ovarian tissue in premature ovarian insufficiency. Hormones (Athens). 2019; 18(4): 409‑15. https://dx.doi.org/10.1007/s42000‑019‑00134‑4. Erratum in: Hormones (Athens). 2020 Jan 7.

37. Gouveia B.B., Barberino R.S., Dos Santos Silva R.L., Lins T.L.B.G., da Silva Guimarães V., do Monte A.P.O. et al. Involvement of PTEN and FOXO3a proteins in the protective activity of protocatechuic acid against cisplatin‑induced ovarian toxicity in mice. Reprod. Sci. 2021; 28(3): 865‑76. https://dx.doi.org/10.1007/s43032‑020‑00305‑4.

38. Lins T.L.B.G., Gouveia B.B., Barberino R.S., Silva R.L.S., Monte A.P.O., Pinto J.G.C. et al. Rutin prevents cisplatin‑induced ovarian damage via antioxidant activity and regulation of PTEN and FOXO3a phosphorylation in mouse model. Reprod. Toxicol. 2020; 98: 209‑17. https://dx.doi.org/10.1016/ j.reprotox.2020.10.001.

39. Yue J., López J.M. Understanding MAPK signaling pathways in apoptosis. Int. J. Mol. Sci. 2020; 21(7): 2346. https://dx.doi.org/10.3390/ijms21072346.

40. Sun J., Guo Y., Fan Y., Wang Q., Zhang Q., Lai D. Decreased expression of IDH1 by chronic unpredictable stress suppresses proliferation and accelerates senescence of granulosa cells through ROS activated MAPK signaling pathways. Free Radic. Biol. Med. 2021; 169: 122‑36. https://dx.doi.org/10.1016/ j.freeradbiomed.2021.04.016.

41. He X., Li Y., Deng B., Lin A., Zhang G., Ma M. et al. The PI3K/AKT signalling pathway in inflammation, cell death and glial scar formation after traumatic spinal cord injury: Mechanisms and therapeutic opportunities. Cell Prolif. 2022; 55(9): e13275. https://dx.doi.org/10.1111/cpr.13275.

42. Yan J., Deng D., Wu Y., Wu K., Qu J., Li F. Catalpol protects rat ovarian granulosa cells against oxidative stress and apoptosis through modulating the PI3K/Akt/mTOR signaling pathway. Biosci. Rep. 2020; 40(4): BSR20194032. https://dx.doi.org/10.1042/BSR20194032.

43. Li X., Chen H., Zhang Z., Xu D., Duan J., Li X. et al. Isorhamnetin promotes estrogen biosynthesis and proliferation in porcine granulosa cells via the PI3K/Akt signaling pathway. J. Agric. Food Chem. 2021; 69(23): 6535‑42. https://dx.doi.org/10.1021/acs.jafc.1c01543.

44. De Geyter C., Calhaz-Jorge C., Kupka M.S., Wyns C., Mocanu E., Motrenko T. et al. ART in Europe, 2014: results generated from European registries by ESHRE: The European IVF‑monitoring Consortium (EIM) for the European Society of Human Reproduction and Embryology (ESHRE). Hum. Reprod. 2018; 33(9): 1586‑601. https://dx.doi.org/10.1093/humrep/dey242.

45. Moolhuijsen L.M.E., Visser J.A. Anti‑Müllerian hormone and ovarian reserve: update on assessing ovarian function. J. Clin. Endocrinol. Metab. 2020; 105(11): 3361‑73. https://dx.doi.org/10.1210/clinem/dgaa513.

46. Practice Committee of the American Society for Reproductive Medicine. Electronic address: asrm@asrm.org; Practice Committee of the American Society for Reproductive Medicine. Testing and interpreting measures of ovarian reserve: a committee opinion. Fertil. Steril. 2020; 114(6): 1151‑7. https://dx.doi.org/10.1016/j.fertnstert.2020.09.134.

47. Wu Y., Chen W., Zhou L., Gao X., Xi X. Single embryo transfer improve the perinatal outcome in singleton pregnancy. J. Matern. Fetal Neonatal Med. 2020; 33(19): 3266‑71. https://dx.doi.org/10.1080/14767058.2019.1571029.

48. De Geyter C. Single embryo transfer in all infertile couples treated with assisted reproduction produces excellent results and avoids multiple births. Swiss. Med. Wkly. 2021; 151: w20499. https://dx.doi.org/10.4414/ smw.2021.20499.

49. Петросян Я.А., Сыркашева А.Г., Романов А.Ю., Макарова Н.П., Калинина Е.А. Дифференцированный подход к ведению эмбриологического этапа у пациенток в программах вспомогательных репродуктивных технологий с переносом размороженного эмбриона. Акушерство и гинекология. 2020; 11: 107‑13.

50. Pandian Z., McTavish A.R., Aucott L., Hamilton M.P., Bhattacharya S. Interventions for 'poor responders' to controlled ovarian hyper stimulation (COH) in in‑vitro fertilisation (IVF). Cochrane Database Syst. Rev. 2010; (1): CD004379. https://dx.doi.org/10.1002/14651858.CD004379.pub3.

51. Errázuriz J., Romito A., Drakopoulos P., Frederix B., Racca A., De Munck N. et al. Cumulative live birth rates following stimulation with corifollitropin Alfa compared with hp‑hMG in a GnRH antagonist protocol in poor ovarian responders. Front. Endocrinol. (Lausanne). 2019; 10: 175. https://dx.doi.org/10.3389/fendo.2019.00175.

52. Liu Y., Su R., Wu Y. Cumulative live birth rate and cost‑effectiveness analysis of gonadotropin releasing hormone‑antagonist protocol and multiple minimal ovarian stimulation in poor responders. Front. Endocrinol. (Lausanne). 2021; 11: 605939. https://dx.doi.org/10.3389/fendo.2020.605939.

53. Yang C., Dong N., Li F., Ji Y., Pan Y., She H. The cumulative live birth rate of recombinant follicle‑stimulating hormone alfa verse urinary human follicle‑stimulating hormone for ovarian stimulation in assisted reproductive technology cycles. J. Ovarian Res. 2022; 15(1): 74. https://dx.doi.org/10.1186/ s13048‑022‑01009‑w.

54. Kim S.J., Lee D., Kim S.K., Jee B.C., Kim S.H. Cumulative live birth rate after up to three consecutive embryo transfer cycles in women with poor ovarian response. Clin. Exp. Reprod. Med. 2020; 47(2): 135‑9. https://dx.doi.org/10.5653/cerm.2019.03349.

55. Zhang X., Feng T., Yang J., Hao Y., Li S., Zhang Y., Qian Y. A flexible short protocol in women with poor ovarian response over 40 years old. J. Ovarian Res. 2021; 14(1): 3. https://dx.doi.org/10.1186/s13048‑020‑00761‑1.

56. Wang T., Sun Z., Lim J.P., Yu Y. Comparison of luteal phase ovulation induction and ultra‑short gonadotropin‑releasing hormone agonist protocols in older patients undergoing in vitro fertilization. Libyan J. Med. 2019; 14(1): 1597327. https://dx.doi.org/10.1080/19932820.2019.1597327.

57. Løssl K., Freiesleben N.C., Wissing M.L., Birch Petersen K., Holt M.D., Mamsen L.S. Biological and cinical rationale for androgen priming in ovarian stimulation. Front. Endocrinol. (Lausanne). 2020; 11: 627. https://dx.doi.org/10.3389/ fendo.2020.00627.

58. Qin Y. Effects of using letrozole in combination with the GnRH antagonist protocol for patients with poor ovarian response: a meta‑analysis. J. Gynecol. Obstet. Hum. Reprod. 2021; 50(8): 102139. https://dx.doi.org/10.1016/ j.jogoh.2021.102139.

59. Bülow N.S., Dreyer Holt M., Skouby S.O., Birch Petersen K., Englund A.L.M., Pinborg A., Macklon N.S. Co‑treatment with letrozole during ovarian stimulation for IVF/ICSI: a systematic review and meta‑analysis. Reprod. Biomed. Online. 2022; 44(4): 717‑36. https://dx.doi.org/10.1016/j.rbmo.2021.12.006.

60. Leaver M., Wells D. Non‑invasive preimplantation genetic testing (niPGT): the next revolution in reproductive genetics? Hum. Reprod. Update. 2020; 26(1): 16‑42. https://dx.doi.org/10.1093/humupd/dmz033.

61. Huang L., Bogale B., Tang Y., Lu S., Xie X.S., Racowsky C. Noninvasive preimplantation genetic testing for aneuploidy in spent medium may be more reliable than trophectoderm biopsy. Proc. Natl. Acad. Sci. USA. 2019; 116(28): 14105‑12. https://dx.doi.org/10.1073/pnas.1907472116.

62. Freis A., Roesner S., Marshall A., Rehnitz J., von Horn K., Capp E. et al. Non‑invasive embryo assessment: altered individual protein profile in spent culture media from embryos transferred at Day 5. Reprod. Sci. 2021; 28(7): 1866‑73. https://dx.doi.org/10.1007/s43032‑020‑00362‑9.

63. Макарова Н.П., Лисицына О.И., Непша О.С., Красный А.М., Садекова А.А., Незлина А.Л., Долгушина Н.В., Зингеренко Б.В., Калинина Е.А. Особенности профиля экспрессии митохондриальной ДНК в среде культивирования эмбрионов в программах вспомогательных репродуктивных технологий. Акушерство и гинекология. 2022; 3: 89‑96.

Поступила 07.02.2023

Принята в печать 29.03.2023

Об авторах / Для корреспонденции

Хачатрян Лия Варужановна, аспирантка кафедры акушерства, гинекологии, перинатологии и репродуктологии ИПО, Первый МГМУ им. И.М. Сеченова Минздрава России (Сеченовский Университет), +7(963)977-88-94, leahkhachatryan@gmail.com, https://orcid.org/0000-0003-4867-500X,
119991, Россия, Москва, ул. Трубецкая, д. 8, стр. 2.
Макарова Наталья Петровна, д.б.н., в.н.с. отделения вспомогательных технологий в лечении бесплодия им. проф. Б.В. Леонова, НМИЦ АГП им. академика В.И. Кулакова Минздрава России, np_makarova@oparina4.ru, https://orcid.org/0000-0003-8922-2878, 117997, Россия, Москва, ул. Академика Опарина, д. 4.
Калинин Андрей Павлович, студент лечебного факультета, РНИМУ им. Н.И. Пирогова Минздрава России, +7(985)157-78-31, zoaza8@mail.ru, 117997, Россия, Москва, ул. Островитянова, д. 1.
Смольникова Вероника Юрьевна, д.м.н., доцент, в.н.с. отделения вспомогательных технологий в лечении бесплодия им. проф. Б.В. Леонова, НМИЦ АГП им. академика В.И. Кулакова Минздрава России, v_smolnikova@oparina4.ru, 117997, Россия, Москва, ул. Академика Опарина, д. 4.

Также по теме

Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта.