Взаимосвязь нарушений репродуктивной функции и высокого кардиоваскулярного риска

Крутова В.А., Дудникова А.В.

Клиника Федерального государственного бюджетного образовательного учреждения высшего образования «Кубанский государственный медицинский университет» Минздрава России
Тенденцией последних лет стал рост частоты кардиоваскулярной заболеваемости у женщин фертильного возраста, в связи с чем, возник интерес к «женской проблеме» сердечно-сосудистой заболеваемости (ССЗ) и смертности. Целью исследования стал анализ данных современной научной литературы о возможных патофизиологических механизмах ассоциации между основными видами бесплодия и риском ранних кардиоваскулярных осложнений. Проанализированы данные зарубежных и отечественных статей по теме исследования, найденных в Pubmed и eLIBRARY и опубликованных за последние 7 лет. Согласно современным данным, инфертильность взаимосвязана с ССЗ. Понимание патогенетических механизмов расширяет возможности совершенствования механизмов оказания комплексной помощи женщинам с нарушениями репродуктивной функции.

Ключевые слова

бесплодие
кардиоваскулярный риск
синдром поликистозных яичников
эндометриоз

Патология сердечно-сосудистой системы занимает лидирующее место в мире по частоте заболеваемости и смертности [1]. Принято считать, что женщины, в отличие от мужчин, защищены от сердечно-сосудистых заболеваний (ССЗ) кардиопротективным действием половых гормонов [2]. К сожалению, тенденцией последних лет стал рост частоты кардиоваскулярной заболеваемости у женщин, в том числе фертильного возраста, в связи с чем, возник интерес к «женской проблеме» ССЗ. [2]. Исследования показывают, что для женщин характерен худший прогноз кардиоваскулярной патологии – они, по сравнению с мужчинами, чаще умирают от первого инфаркта миокарда (ИМ) и в течение первого года после него [2]. Вместе с тем, появляется все больше работ, подтверждающих роль бесплодия у женщин, как самостоятельного предрасполагающего фактора ССЗ [3]. Так, по мнению ряда авторов, сам по себе статус фертильности может служить ранним биомаркером риска сердечно-сосудистых событий [4]. Было установлено, что факторы риска (ФР) ССЗ встречались достоверно чаще у пациенток со сниженным овариальным резервом [5]. Недавно проведенное исследование F. Verit и соавт. показало, что такие ФР ССЗ, как резистентность к инсулину, уровень С-реактивного белка, триглицеридов и липопротеидов низкой плотности (ЛПНП) являются независимыми переменными, связанными с низким уровнем антимюллерового гормона [6]. Некоторые авторы сообщают о тесной взаимосвязи между нарушениями менструального цикла и будущим риском ССЗ [7]. Исследование, проведенное среди женщин в возрасте от 20 до 35 лет, показало повышение риска ИМ и ишемической болезни сердца (ИБС) на 50% и более среди женщин с нарушениями менструального цикла [8]. Очевидно, что связь между подтипами женского бесплодия и риском ССЗ может быть опосредована различными путями, некоторые из которых будут освещены в данном обзоре.

Основными причинами женского бесплодия являются овуляторные расстройства, трубно-перитонеальные нарушения, маточные и цервикальные формы бесплодия [7]. Особая роль в настоящее время отводится эндометриозу, как одному из наиболее распространенных заболеваний, ассоциированных с бесплодием, частота которого среди женщин с нарушениями детородной функции может достигать 20–48% [8]. Единого мнения о патогенезе эндометриоз-ассоциированного бесплодия на данный момент не существует. Однако, многие авторы подчеркивают его многофакторность, а именно наличие эндокринных, иммунных и генетических дефектов, имеющих место при эндометриозе [8]. Имеются исследования, свидетельствующие о том, что в периферической крови и перитонеальной жидкости женщин с эндометриозом повышены уровни различных маркеров воспаления и окислительного стресса, а также сывороточного ЛПНП, что, как известно, является ключевым моментом в патогенезе ИБС [9]. Кроме того, по некоторым данным, существует возможная генетическая общность эндометриоза и ИБС [9]. В 2012 году группой итальянских исследователей были изучены маркеры субклинического атеросклероза у европейских женщин молодого возраста с эндометриозом [10]. Полученные данные показали, что у данных пациенток, даже при отсутствии структурных изменений сосудистой стенки выявляется эндотелиальная дисфункция (ЭД), выражающаяся в нарушении поток-опосредованного расширения диаметра плечевой артерии [10]. Для оценки возможных изменений маркеров субклинического атеросклероза после хирургического лечения эндометриоза в 2014 году авторами было продолжено наблюдение за участницами предыдущего исследования после проведения хирургического лечения заболевания [11]. Через 2 года после операции пациентки с эндометриозом продемонстрировали статистически значимое повышение поток-опосредованного расширения диаметра плечевой артерии, по сравнению с исходными параметрами, чего не наблюдалось у женщин контрольной группы [12]. Еще в одном из недавних исследований проспективный анализ показал повышенные риски ИМ, частоты ангиографически подтвержденной стенокардии, операций шунтирования коронарной артерии, коронарной ангиопластики, стентирования, достоверно связанных с эндометриозом [13]. В данном исследовании эндометриоз также ассоциировался с более высоким риском любого из трех, связанных с ИБС событий (RR=1,62, 95% ДИ=1,39–1,89) [13]. Таким образом, взаимосвязь между эндометриозом и ССЗ может быть опосредована через формирование ЭД, являющейся ключевым моментом в формировании атеросклероза и способствующей развитию кардиоваскулярной патологии.

Среди овуляторных расстройств, как причины бесплодия, ведущее место занимает синдром поликистозных яичников (СПКЯ), частота которого достигает 6–8% среди женщин репродуктивного возраста и составляет около 15% причин женского бесплодия [14]. СПКЯ, сопровождающийся гирсутизмом, врожденной гиперплазией надпочечников, гиперандрогенным синдромом, инсулинорезистентностью и андрогензависимыми новообразованиями, по мнению большинства авторов, ассоциирован с ранними сердечно-сосудистыми катастрофами [15]. На первый взгляд, это обусловлено исключительно тем, что СПКЯ сопровождается рядом симптомов, являющимися классическими ФР ССЗ. Однако, в исследовании S. Mahalingaiah и соавт. после исключения женщин с диабетом и/или артериальной гипертензией (оба признака характерны для СПКЯ) по-прежнему сохранялась ассоциация бесплодия с развитием CCЗ (хотя и с пограничной статистической значимостью) [16]. По мнению D. Macut и соавт., это опосредовано тем, что повышенный сывороточный тестостерон независимо увеличивает риск ССЗ и коррелирует с показателями субклинического атеросклероза, что подтверждается данными метаанализов [17]. Исследование T. Kurabayashi и соавт., проведенное в 2017 году показало, что женщины с яичниковым бесплодием подвергаются более высокому риску артериальной гипертензии, начиная с 45-летнего возраста, гиперхолестеринемии – во всех возрастных группах и сахарного диабета – в возрасте до 45 лет [18]. Безусловно, классические ФР кардиоваскулярных заболеваний вносят свой вклад в развитие ССЗ. Так, гиперандрогения у пациенток с СПКЯ тесно связана с наличием абдоминального ожирения и вместе с резистентностью к инсулину образует метаболическую основу для развития ССЗ [19]. Имеются данные, что многочисленные ФР у пациенток с СПКЯ приводят к 5–7-кратному увеличению риска ССЗ и более чем в два раза повышают риск развития ИБС и инсульта [20]. Женщины с СПКЯ имеют большую частоту повышенных уровней общего холестерина, триглицеридов, ЛПНП, а также более низкий уровень липопротеидов высокой плотности (ЛПВП) [21]. То есть, путь от бесплодия к ССЗ может быть опосредован гиперандрогенией, дислипидемией, ожирением и резистентностью к инсулину [20]. СПКЯ также ассоциируется с изменениями циркулирующих факторов коагуляции и фибринолиза, такими, как повышенные уровни фактора VIIc, фактора фон-Виллебранда, тромбомодулина, D-димера, антитромбина III и фибриногена [19, 20].

Сообщалось, что уровни ингибитора фибринолиза, активируемые тромбином, выше у женщин c СПКЯ (по сравнению с контрольными группами, сопоставимыми по возрасту и индексу массы тела), что может способствовать гипофибринолитическому состоянию и ускоренному атеросклерозу [21]. Важно отметить исследование V.M. Victor и соавт., изучивших особенности окислительного стресса и адгезии лейкоцитов у пациенток с СПКЯ [22]. Авторы выявили увеличение скорости активных видов кислорода и уровня миелопероксидазы, особенно при наличии резистентности к инсулину. Кроме того, было показано, что воспаление при СПКЯ индуцирует взаимодействие лейкоцитов и эндотелия и одновременное увеличение интерлейкина-6, фактора некроза опухоли – альфа, E-селектина, молекул адгезии, таких как молекула межклеточной адгезии-1 и молекула адгезии сосудов – 1 [22]. Это, в свою очередь, поддерживает персистирующее воспаление и способствует формированию эндотелиальной дисфункции, повышая тем самым кардиоваскулярный риск [22]. Таким образом, СПКЯ следует рассматривать, как хроническое состояние, которое может в конечном итоге оказывать долгосрочное отрицательное воздействие не только на репродуктивное здоровье, но и на кардиоваскулярный прогноз.

Еще одной из форм яичникового бесплодия является преждевременная недостаточность яичников (ПНЯ) [23]. Данное состояние определяется, как овариальная недостаточность в возрасте до 40 лет и характеризуется прекращением менструации в течение, как минимум 4 месяцев в сочетании с повышением сывороточной концентрации фолликулостимулирующего гормона (ФСГ) >40 МЕ/л. [23]. ПНЯ, по современным данным – клинический синдром, затрагивающий примерно 1–2% женщин и объединяющий гетерогенную группу заболеваний, в которой овариальная недостаточность может быть вызвана различными причинами: наследственными, ятрогенными, эндогенными [23]. Очевидно, что преждевременная овариальная недостаточность может влиять на преждевременную заболеваемость и смертность, в том числе, сердечно-сосудистую [23]. По мнению H. Wang и соавт., основные долгосрочные риски для здоровья женщин с ПНЯ – это бесплодие, остеопороз, сердечно-сосудистые, неврологические заболевания и повышенный риск преждевременной смерти [24]. В литературе неоднократно высказывались предположения о том, что женщины с ПНЯ могут подвергаться более высокому риску ССЗ и смерти из-за потери функции яичников и последующего дефицита эндогенных эстрогенов. Так, в исследовании N.M. Daan у женщин с ПНЯ обнаружен неблагоприятный профиль риска ССЗ, включая достоверно более высокий уровень абдоминального ожирения, повышения уровней хронических воспалительных маркеров и достоверно более высокая частота артериальной гипертензии и дисфункции почек, по сравнению с контролем [25]. Крупный метанализ, опубликованный в текущем году и включавший исследования за последние 40 лет показал, что ПНЯ является независимым, хотя и скромным ФР развития ИБС и общего сердечно-сосудистого риска, исключая инсульт [26]. По мнению зарубежных авторов, у женщин с ПНЯ реализуется несколько ФР ССЗ: ЭД, дислипидемия, инсулинорезистентность и метаболический синдром [23]. В целом, из-за ограниченного воздействия ПНЯ на риск ССЗ, по сравнению с классическими кардиоваскулярными ФР маловероятно, что синдром ПНЯ будет реализован, как модификатор классификации сердечно-сосудистых рисков. Тем не менее, женщинам с диагнозом ПНЯ следует уделять особое внимание, заключающееся в своевременном выявлении и возможной коррекции имеющихся ФР ССЗ.

Одной из немаловажных причин бесплодия является гиперпролактинемия. Сам пролактин не принимает участия в регуляции овуляции, действуя через нейромедиатор, регулирующий периодическую секрецию гонадолиберина [27]. При повышении уровня пролактина происходит нарушение гипоталамо-гипофизарной регуляции, что выражается в снижении выбросов в кровь ФСГ и лютеинизирующего гормонов и приводит к нарушению менструальной функции и, таким образом, к нарушению фертильности [27]. Исследования показывают, что пролактин может действовать как адипоцитокин, который модулирует эффекты ожирения; нарушения обмена веществ, наблюдаемые при гиперпролактинемии, включают резистентность к инсулину и дислипидемию [27]. Не стоит забывать, что гиперпролактинемия может быть результатом гипотиреоза, потому что тиреотропин-рилизинг-фактор, который обычно повышается при гипотиреозе, стимулирует синтез пролактина и его высвобождение из гипофиза [27, 28]. Гипотиреоз, как известно, связан с гипертонией и дислипидемией [27, 28]. В крупном европейском исследовании, включавшем 3929 человек, сообщалось о независимой положительной связи концентрации пролактина со смертностью от CCЗ [29]. Однако, дальнейшие работы, в том числе Фрамингемское исследование, не подтвердили роль пролактина в качестве полезного биомаркера оценки риска смертности от ССЗ [30]. Результаты Фрамингемского исследования показали, что уровни пролактина связаны с гипертонической болезнью, диабетом и низким уровнем ЛПВП, но, как правило, не связаны с развитием комплексных ФР ССЗ с течением времени [30]. Популяционное исследование PROLEARS, проведенное в Шотландии с 1988 по 2014 год показало, что люди с гиперпролактинемией вследствие опухолей гипофиза не имели повышенного риска неблагоприятных исходов для здоровья, включая диабет, ССЗ, переломы костей, инфекции или рак [31]. Ряд неблагоприятных последствий для здоровья наблюдался у лиц с гиперпролактинемией, вызванной лекарственными средствами, включая ССЗ, диабет и переломы, однако данная взаимосвязь имела невысокую достоверность [31]. Когортное исследование, проведенное в Дании в 2001–2011 г показало, что гиперпролактинемия была связана с увеличением сердечно-сосудистой смертности только у мужчин [32]. Таким образом, согласно современным представлениям, гиперпролактинемия может способствовать неблагоприятному сердечно-сосудистому прогнозу, вместе с тем, использование пролактина, как биомаркера ССЗ является нецелесообразным.

Согласно эпидемиологическим наблюдениям у каждой третьей женщины с первичным бесплодием выявляется миома матки, а каждая пятая женщина с миомой страдает бесплодием [33]. О связи миомы с бесплодием свидетельствует и тот факт, что миомэктомия достаточно часто обеспечивает восстановление фертильности [33]. Исследования последних лет показывают, что женщины с миомой имеют чрезвычайно высокий риск гипертонии. Так, в кросс-секционном исследовании многоэтнического населения Y.Y. Haan и соавт., были проанализированы ФР ССЗ, гемодинамические параметры и наличие бессимптомного поражения органов-мишеней у женщин с миомой матки [34]. В общей сложности было включено 725 женщин. В этом исследовании женщины с миомой имели чрезвычайно высокий риск гипертонии, по сравнению с контролем – отношение шансов для гипертонии было значительным (1,8; 1,1–3,1) [27]. Бессимптомное поражение органов-мишеней выявлялось значительно чаще у женщин с миомой (66,7%, 95% ДИ 55,8% -77,6% против 42,9%, 38,0-47,8 в контроле), особенно в младшей возрастной группе (соответственно 48,5%, 31,1% -65,9% против 22,1%, 17,0-27,2). В другом исследовании, проведенном Umari и соавт. и включавшем 5118 женщин, которых наблюдали в течение 46 лет выявлено, что дислипидемия и метаболический синдром, наряду с висцеральным ожирением оказались достоверно связаны с повышенным риском развития миомы матки [35]. Эти наблюдения могут указывать на наличие общих предрасполагающих факторов, лежащих, как в основе развития миомы матки, так и неблагоприятного метаболического и сердечного риска.

По мнению отдельных авторов, риск развития ССЗ у пациенток с инфертильностью может быть обусловлен непосредственно лечением бесплодия [36]. Работы, касающиеся ассоциации лечения бесплодия с долгосрочным сердечно-сосудистым и метаболическим риском у женщин противоречивы. В одном из исследований 23 498 женщин в Швеции было обнаружено, что женщины, которые прошли оплодотворение in vitro, имели повышенный риск развития гипертонии и инсульта [37]; в то время как в другом исследовании, проведенном 1 186 753 женщинами в Онтарио (Канада), было обнаружено, что женщины после прохождения терапии бесплодия не имели повышенного риска ССЗ [38]. В настоящее время нет опубликованных проспективных когортных исследований, которые определили бы влияние лечения бесплодия для долгосрочных кардиоваскулярных прогнозов.

Не стоит забывать, что бесплодие зачастую связано с психологическим напряжением, которое может быть как причиной, так и следствием расстройства детородной функции [39]. Первичная негативная эмоциональная реакция на бесплодие и его лечение обычно представляет собой либо тревогу (чувство угрозы, напряжение, беспокойство), либо депрессию (чувство потери, грусть) [39]. 10-ти летнее исследование, A.L. Greil и соавт. показало, что бесплодные женщины с большей вероятностью испытывают более высокий уровень психологической нагрузки, чем группы сравнения [40]. Очевидно, что женщины с нарушением репродуктивной функции имеют повышенный уровень психологического стресса, проявляющегося в виде тревожно-депрессивных расстройств [39–41]. Это, в свою очередь, может так же способствовать формированию ССЗ, поскольку хронические стрессоры, такие как негативные психосоциальные факторы, представляют собой модифицируемые ФР, связанные с неблагоприятным прогнозом кардиоваскулярной заболеваемости и смертности. В частности, депрессия и воспринимаемый психосоциальный стресс, согласно современным данным, связаны с повышенным риском ССЗ, и некоторые работы показали, что слияние этих двух факторов может быть особенно опасным для сердечно-сосудистой системы [42]. Наиболее показательным в этом отношении является когортное исследование «Health Survey for England» показавшее, что участники с высоким уровнем психологического стресса подвергались наибольшему риску смертности от ИБС, инсульта и смертности от всех причин [43].

Заключение

Таким образом, в настоящее время понятие бесплодия расширилось и вышло за рамки невозможности забеременеть. Инфертильность имеет некоторые общие патогенетические пути с ССЗ, а многочисленные исследования указывают на то, что бесплодие может быть предвестником ранних сердечно-сосудистых катастроф. Понимание этой взаимосвязи открывает новые пути совершенствования механизмов оказания комплексной помощи женщинам с нарушениями репродуктивной функции.

Список литературы

  1. Vardas P., Maniadakis N., Bardinet I., Pinto F. The European Society of Cardiology Atlas of Cardiology: rationale, objectives, and methods. Eur. Heart J. 2016; 2(Suppl.1): 6-15. https://dx.doi.org/10.1093/ehjqcco/qcv020.
  2. Kouvari M., Yannakoulia M., Souliotis K., Panagiotakos D.B. Challenges in sex- and gender- centered prevention and management of cardiovascular disease: implications of genetic, metabolic, and environmental paths. Angiology. 2018; 69 (Suppl.10): 843-53. https://dx.doi.org/10.1177/0003319718756732.
  3. Halland F., Morken N.H., DeRoo L.A., Klungsоyr K., Wilcox A.J., Skjærven R. Association of women’s reproductive history with long-term mortality and effect of socioeconomic factors. Obstet. Gynecol. 2015; 126(Suppl. 6): 1181-7. https://dx.doi.org/10.1097/AOG.0000000000001155.
  4. Verit F.F., Keskin S., Omer B., Yalcinkaya S., Sakar N. Is there any relationship between cardiovascular risk markers and young women with diminished ovarian reserve? Gynecol. Endocrinol. 2014; 30(10): 697-700. https://dx.doi.org/10.3109/09513590.2014.922948.
  5. Parikh N.I., Jeppson R.P., Berger J.S., Eaton C.B., Kroenke C.H., LeBlanc E.S. et al. Reproductive risk factors and coronary heart disease in the women’s health initiative observational study. Circulation. 2016; 133(Suppl. 22):2149-58. https://dx.doi.org/10.1161/CIRCULATIONAHA.115.017854.
  6. Verit F.F., Akyol H., Sakar M.N. Low antimullerian hormone levels may be associated with cardiovascular risk markers in women with diminished ovarian reserve. Gynecol. Endocrinol. 2016; 32(4): 302-5. https://dx.doi.org/10.3109/09513590.2015.1116065.
  7. Senapati S. Infertility: a marker of future health risk in women? Fertil. Steril. 2018; 110(5): 783-9. https://dx.doi.org/10.1016/j.fertnstert.2018.08.058.
  8. Адамян Л.В., Салимова Д.Ф., Кондратович Л.М. Патогенетические аспекты эндометриоз-ассоциированного бесплодия. Проблемы репродукции. 2015; 21(6): 90-6.
  9. Parikh N.I., Cnattingius S., Mittleman M.A., Ludvigsson J.F., Ingelsson E. Subfertility and risk of later life maternal cardiovascular disease. Hum. Reprod. 2012; 27(2): 568-75. https://dx.doi.org/10.1093/humrep/der400.
  10. Santoro L., D’Onofrio F., Campo S., Ferraro P.M., Tondi P., Campo V. et al. Endothelial dysfunction but not increased carotid intima-media thickness in young European women with endometriosis. Hum. Reprod. 2012; 27(5): 1320-6. https://dx.doi.org/10.1093/humrep/des062.
  11. Santoro L., D’Onofrio F., Campo S., Ferraro P.M., Flex A., Angelini F. et al. Regression of endothelial dysfunction in patients with endometriosis after surgical treatment: a 2-year follow-up study. Hum. Reprod. 2014; 29(6):1205-10. https://dx.doi.org/10.1093/humrep/deu074.
  12. Santoro L., D’Onofrio F., Flore R., Gasbarrini A., Santoliquido A. Endometriosis and atherosclerosis: what we already know and what we have yet to discover. Am. J Obstet. Gynecol. 2015; 213(3): 326-31. https://dx.doi.org/10.1080/07853890.2016.1252055.
  13. Mu F., Rich-Edwards J., Rimm E.B., Spiegelman D., Missmer S.A. Endometriosis and risk of coronary heart disease. Circ. Cardiovasc. Qual. Outcomes. 2016; 9(3): 257-64. https://dx.doi.org/10.1186/s40738-017-0034-0.
  14. Tripathy P., Sahu A., Sahu M., Nagy A. Ultrasonographic evaluation of intra-abdominal fat distribution and study of its influence on subclinical atherosclerosis in women with polycystic ovarian syndrome. Eur. J. Obstet. Gynecol. Reprod. Biol. 2017; 217: 18-22. https://dx.doi.org/10.1016/j.ejogrb.2017.08.011.
  15. Bajuk Studen K., Pfeifer M. Cardiometabolic risk in polycystic ovary syndrome. Endocr. Connect. 2018; 7(7): R238-51. https://dx.doi.org/10.1530/EC-18-0129.
  16. Mahalingaiah S., Sun F., Cheng J.J., Chow E.T., Lunetta K.L., Murabito J.M. Cardiovascular risk factors among women with self-reported infertility. Fertil. Res. Pract. 2017; 3: 7. https://dx.doi.org/10.1186/s40738-017-0034-0.
  17. Macut D., Antić I.B., Bjekić-Macut J. Cardiovascular risk factors and events in women with androgen excess. J. Endocrinol. Invest. 2015; 38(3): 295-301. https://dx.doi.org/10.1007 / s40618-014-0215-1.
  18. Kurabayashi T., Mizunuma H., Kubota T., Hayashi K. Ovarian infertility is associated with cardiovascular disease risk factors in later life: A Japanese cross-sectional study. Maturitas. 2016; 83: 33-9. https://dx.doi.org/ 10.1016/j.maturitas.2015.08.015.
  19. Papadakis G., Kandaraki E., Papalou O., Vryonidou A., Diamanti-Kandarakis E.Is cardiovascular risk in women with PCOS a real risk? Current insights. Minerva Endocrinol. 2017; 42(4): 340-55. https://dx.doi.org/10.23736/S0391-1977.17.02609-8.
  20. Sales M.F., Sóter M.O., Candido A.L., Fernandes A.P., Oliveira F.R., Ferreira A.C. et al. Correlation between plasminogen activator inhibitor-1(PAI-1) promoter 4G/5G polymorphism and metabolic/proinflammatory factors in polycystic ovary syndrome. Gynecol. Endocrinol. 2013; 29(10): 936-9. https://dx.doi.org/10.3109/09513590.2013.819086
  21. Güldaş M., Altinkaya S.Ö., Nergiz S., Demircan-Sezer S., Yüksel H. Elevated thrombin activatable fibrinolysis inhibitor levels in women with polycystic ovary syndrome. Gynecol. Endocrinol. 2015; 31(7): 536-9. https://dx.doi.org/10.3109/09513590.2015.1018161.
  22. Victor V.M., Rovira-Llopis S., Bañuls C., Diaz-Morales N., Martinez de Marañon A., Rios-Navarro C. et al. A Insulin resistance in PCOS patients enhances oxidative stress and leukocyte adhesion: role of myeloperoxidase. PLoS One. 2016; 11(3): e0151960. https://dx.doi.org/10.1371/journal.pone.0151960.
  23. Podfigurna-Stopa A., Czyzyk A., Grymowicz M., Smolarczyk R., Katulski K., Cajjowski K., Meczekalski B. Premature ovarian insufficiency: the context of long-term effects. J. Endocrinol. Invest. 2016; 39(9): 983-90. https://dx.doi.org/10.1007 / s40618-016-0467-z.
  24. Wang H., Chen H., Qin Y., Shi Z., Zhao X., Xu J. et al. Risks associated with premature ovarian failure in Han Chinese women. Reprod. Biomed. Online. 2015; 30(4): 401-7. https://dx.doi.org/10.1016/j.rbmo.2014.12.013.
  25. Daan N.M., Muka T., Koster M.P., Roeters van Lennep J.E., Lambalk C.B., Laven J.S. et al. Cardiovascular risk in women with premature ovarian insufficiency compared to premenopausal women at middle age. J. Clin. Endocrinol. Metab. 2016; 101(9): 3306-15. https://dx.doi.org/10.1210/jc.2016-1141.
  26. Podfigurna A., Męczekalski B. Cardiovascular health in patients with premature ovarian insufficiency. Management of long-term consequences. Prz. Menopauzalny. 2018; 17(3): 109-11. https://dx.doi.org/10.5114/pm.2018.78551.
  27. Auriemma R.S., De Alcubierre D., Pirchio R., Pivonello R., Colao A. The effects of hyperprolactinemia and its control on metabolic diseases. Expert Rev. Endocrinol. Metab. 2018; 13(2): 99-106. https://dx.doi.org/10.1080/17446651.2018.1434412.
  28. Vilar L., Abucham J., Albuquerque J.L., Araujo L.A., Azevedo M.F., Boguszewski C.L. et al. Controversial issues in the management of hyperprolactinemia and prolactinomas - An overview by the Neuroendocrinology Department of the Brazilian Society of Endocrinology and Metabolism. Arch. Endocrinol. Metab. 2018; 62(2): 236-63. https://dx.doi.org/10.20945/2359-3997000000032.
  29. Haring R., Friedrich N., Völzke H., Vasan R.S., Felix SB., Dörr M. et al. Positive association of serum prolactin concentrations with all-cause and cardiovascular mortality. Eur. Heart J. 2014; 35(18): 1215-21. https://dx.doi.org/10.1093/eurheartj/ehs233.
  30. Therkelsen K.E., Abraham T.M., Pedley A., Massaro J.M., Sutherland P., Hoffmann U., Fox C.S. Association between prolactin and incidence of cardiovascular risk factors in the Framingham Heart Study. J. Am. Heart Assoc. 2016; 5(2): e002640. https://dx.doi.org/10.1161/JAHA.115.002640.
  31. Soto-Pedre E., Newey P.J., Bevan J.S., Leese G.P. Morbidity and mortality in patients with hyperprolactinaemia: the PROLEARS study. Endocr. Connect. 2017; 6(8): 580-8. https://dx.doi.org/10.1530/EC-17-0171
  32. Krogh J., Selmer C., Torp-Pedersen C., Gislason G.H., Kistorp C. Hyperprolactinemia and the association with all-cause mortality and cardiovascular mortality. Horm. Metab. Res. 2017; 49(6): 411-7. https://dx.doi.org/10.1055/s-0043-107243.
  33. Zepiridis L.I., Grimbizis G.F., Tarlatzis B.C. Infertility and uterine fibroids. Best Pract. Res. Clin. Obstet. Gynaecol. 2016; 34: 66-73. https://dx.doi.org/10.1016/j.bpobgyn.2015.12.001.
  34. Haan Y.C., Diemer F.S., Van Der Woude L., Van Montfrans G.A., Oehlers G.P., Brewster L.M. The risk of hypertension and cardiovascular disease in women with uterine fibroids. J. Clin. Hypertens. (Greenwich). 2018; 20(4): 718-26. https://dx.doi.org/10.1111/jch.13253.
  35. Uimari O., Auvinen J., Jokelainen J., Puukka K., Ruokonen A., Järvelin M.R. et al. Uterine fibroids and cardiovascular risk. Hum. Reprod. 2016; 31(12): 2689-703. https://dx.doi.org/10.1093/humrep/dew249.
  36. Farland L.V., Grodstein F., Srouji S.S., Forman J.P., Rich-Edwards J., Chavarro J.E., Missmer S.A. Infertility, fertility treatment, and risk of hypertension. Fertil. Steril. 2015; 104(2): 391-7. https://dx.doi.org/10.1016/j.fertnstert.2015.04.043.
  37. Westerlund E, Brandt L, Hovatta O, Wallen H, Ekbom A, Henriksson P. Incidence of hypertension, stroke, coronary heart disease, and diabetes in women who have delivered after in vitro fertilization: a population-based cohort study from Sweden. Fertil. Steril. 2014; 102(4): 1096-102. https://dx.doi.org/10.1016/j.fertnstert.2014.06.024.
  38. Udell J.A., Lu H., Redelmeier D.A. Long-term cardiovascular risk in women prescribed fertility therapy. J. Am. Coll. Cardiol. 2013; 62(18): 1704-12. https://dx.doi.org/10.1016/j.jacc.2013.05.085.
  39. Purewal S., Chapman S.C.E., van den Akker O.B.A. Depression and state anxiety scores during assisted reproductive treatment are associated with outcome: a meta-analysis. Reprod. Biomed. Online. 2018; 36(6): 646-57. https://dx.doi.org/10.1016/j.rbmo.2018.03.010.
  40. Greil A.L., Shreffler K.M., Schmidt L., McQuillan J. Variation in distress among women with infertility: evidence from a population-based sample. Hum. Reprod. 2011; 26(8): 2101-12. https://dx.doi.org/10.1093/humrep/der148.
  41. Fioranelli M., Bottaccioli A.G., Bottaccioli F., Bianchi M., Rovesti M., Roccia M.G.Stress and inflammation in coronary artery disease: a review psychoneuroendocrineimmunology-based. Front. Immunol. 2018; 9: 2031. https://dx.doi.org/10.3389/fimmu.2018.02031.
  42. Hamer M., Kivimaki M., Stamatakis E., Batty G.D. Psychological distress as a risk factor for death from cerebrovascular disease. CMAJ. 2012; 184(13): 1461-6. https://dx.doi.org/10.1503/cmaj.111719
  43. Lazzarino A.I., Hamer M., Stamatakis E., Steptoe A. Low socioeconomic status and psychological distress as synergistic predictors of mortality from stroke and coronary heart disease. Psychosom. Med. 2013; 75(3): 311-6. https://dx.doi.org/10.1097/PSY.0b013e3182898e6d.

Поступила 06.11.2018

Принята в печать 07.12.2018

Об авторах / Для корреспонденции

Крутова Виктория Александровна, д.м.н., профессор кафедры акушерства, гинекологии и перинатологии, проректор по лечебной работе и последипломному образованию, главный врач Клиники ФГБОУ ВО КубГМУ Минздрава России; главный внештатный акушер-гинеколог ЮФО Минздрава России.
Адрес: 350010, Россия, Краснодар, ул. Зиповская 4/1. Телефон: 8 (861) 257-05-09. E-mail: klinika@bagk-med.ru
Дудникова Анна Валерьевна, к.м.н., врач-терапевт высшей квалификационной категории консультативно-диагностического отделения Клиники ФГБОУ ВО КубГМУ; orcid.org/0000-0003-2601-7831. Адрес: 350010, Россия, Краснодар, ул. Зиповская 4/3. Телефон: 8 (918) 67-33-223. E-mail: avdudnikova@yandex.ru

Для цитирования: Крутова В.А., Дудникова А.В. Взаимосвязь нарушений репродуктивной функции и высокого кардиоваскулярного риска. Акушерство и гинекология. 2019; 5: 19-24.
https://dx.doi.org/10.18565/aig.2019.5.19-24

Также по теме

Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта.