Социально-демографические факторы, определяющие здоровье беременных: динамика последних десятилетий в приарктических странах

Трескина Н.А., Постоев В.А., Усынина А.А., Гржибовский А.М., Одланд И.О.

1) ФГБОУ ВО «Северный государственный медицинский университет» Минздрава России, Архангельск, Россия; 2) Норвежский университет естественных наук и технологии, Тронхейм, Норвегия; 3) Казахский национальный университет имени Аль-Фараби, Алматы, Казахстан; 4) Западно-Казахстанский медицинский университет имени Марата Оспанова, Актобе, Казахстан; 5) Северо-Восточный федеральный университет, Якутск, Россия; 6) Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики», Москва, Россия; 7) ФГАОУ ВО «Первый Московский государственный медицинский университет имени И.М. Сеченова» Минздрава России, Москва, Россия
Цель. Изучение произошедших за последние десятилетия изменений социально-демографических факторов, определяющих здоровье женщин репродуктивного возраста в приарктических странах.
Материалы и методы. В статье представлен систематический обзор исследований, посвященных изучению динамики распространенности социально-демографических факторов, определяющих здоровье женщин репродуктивного возраст, за последние десятилетия в приарктических странах. Проведен поиск публикаций 1970–2019 гг. по результатам поперечных когортных исследований тренда в базах данных MEDLINE и e-LIBRARY на русском и английском языках. В обзор также включены отчеты Федеральной службы государственной статистики Российской Федерации (РФ), статистических центров Норвегии, Финляндии, Дании. Критериям отбора соответствовали
23 исследования.
Результаты. Выявлены общие для приарктических стран тенденции: увеличение среднего возраста первородящих женщин, снижение уровня подростковой рождаемости, уменьшение доли матерей с зарегистрированным браком, увеличение доли сожительства и доли выполняющих высококвалифицированный труд матерей. Средний возраст матерей в РФ к 2018 г. возрос до 28,7 года. Средний возраст первородящих матерей в 2018 г. составил в Финляндии 29,3 года, в Норвегии и Дании в 2019 г. – 29,8 и 29,5 года соответственно. Уровень подростковой рождаемости в РФ снизился до 20,7 родов на 1000 девушек 15–19 лет, однако данный показатель намного превышает аналогичный в Канаде (8,4), Норвегии и Швеции (5,1), Финляндии (5,8) и Дании (4,1). Доля родильниц с зарегистрированным браком в СССР (1970 г.) составляла 89,4% и к 2018 г. (данные по РФ) снизилась до 78,2%. В Норвегии доля замужних первородящих женщин за указанный период сократилась почти вдвое. Среди первородящих женщин возросла доля имеющих образование выше среднего и высшее.
Заключение. За последние десятилетия выявлены значительные изменения в «портрете» беременной женщины, а именно: увеличение среднего возраста матерей при первых родах, снижение коэффициента подростковой рождаемости, уменьшение доли матерей с зарегистрированным браком и увеличение доли сожительства, увеличение доли матерей, имеющих образование выше среднего и высшее и, следовательно, задействованных в высококвалифицированном труде.

Ключевые слова

возраст матери
занятость
образование
регистр родов
семейное положение

Ключевыми составляющими демографической политики приарктических стран являются укрепление репродуктивного здоровья населения, сокращение материнской и младенческой смертности, повышение рождаемости. В свою очередь, указанные выше демографические показатели во многом определяются уровнем здоровья населения, которое, по данным Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ), по ряду показателей остается в Российской Федерации (РФ) более низким в сравнении с европейскими странами [1]. Так, ожидаемая продолжительность жизни при рождении у женщин в РФ в 2018 г. составила 77,82 года [2], в то время как в Норвегии еще в 2016 г. она достигла 84,17 года, а в Дании и Швеции соответственно – 82,79 и 84,09 года [3].

Такие неблагоприятные исходы беременности, как преждевременные роды, низкая масса тела при рождении (менее 2500 г) и очень низкая масса тела (менее 1500 г), имеют серьезные последствия для здоровья не только в младенчестве и детстве, но и в последующие годы, увеличивая бремя заболеваний взрослого населения. В Дании в 2008 г. младенцы с очень низкой и низкой массой тела составили соответственно 0,9 и 4,4% всех живорожденных. Подобные результаты отмечены в Финляндии (0,8 и 3,4%), в Швеции (0,7 и 3,5%) и в Норвегии (0,9 и 3,9%). Частота преждевременных родов в 2008 г. в указанных странах составляла: в Дании – 7%, в Финляндии – 5,6%, в Швеции и Норвегии соответственно – 6,3 и 7% [4].

В РФ до перехода на новые медицинские критерии регистрации рождения частота преждевременных родов (28–37 недель беременности) составляла в 2008 г. – 3,6%, в 2011 г. – 3,9%. В 2012 г. в РФ, принявшей рекомендацию ВОЗ регистрировать живорожденных с массой тела 500 г и более и сроком беременности 22 недели и более, доля преждевременных родов составила 4,3%, оставаясь немногим большей (4,4%) в 2018 г. [5].

Здоровье будущей матери и исходы беременности зависят, в том числе, от социально-демографических и поведенческих факторов. Их изменение в динамике последних десятилетий внесло свой вклад в изменение показателей репродуктивного здоровья женщин и здоровья детей, в том числе младенцев.

Целью настоящего исследования было изучение произошедших за последние десятилетия изменений социально-демографических факторов, определяющих здоровье женщин репродуктивного возраста, в приарктических странах. Для достижения цели был проведен систематический обзор исследований, удовлетворяющий критериям отбора.

Материалы и методы

Поиск исследований выполнялся в соответствии с критериями PRISMA (Preferred reporting items for systematic reviews and meta-analyses) [6]. В систематический обзор были включены исследования, проведенные в 1970–2019 гг. и соответствующие следующим критериям: поперечные, исследования тренда, когортные исследования, в том числе основанные на данных популяционных регистров, включая регистры родов. Поиск проведен в базах данных MEDLINE и e-LIBRARY на русском и английском языках. Кроме того, в обзор были включены отчеты Федеральной службы государственной статистики РФ (Росстат) о демографической ситуации и репродуктивном здоровье населения [7, 8], данные статистических служб Норвегии, Финляндии, Дании.

Ключевыми словами для поиска статей на русском языке были: «возраст матери», «образование матери», «семейное положение», «занятость (наличие или отсутствие работы/учебы)». Ключевые слова для поиска на английском языке: «maternal age», «maternal education», «marital status», «maternal occupation».

07-1.jpg (115 KB)К приарктическим странам относятся восемь государств: Канада, Дания, Финляндия, Исландия, Норвегия, Россия, Швеция, США. В систематический обзор были включены публикации о результатах исследований, проведенных в Северо-Западной части РФ, Финляндии, Норвегии, Дании, Швеции, США (штат Аляска), северной части Канады. На основании Указа Президента РФ от 2 мая 2014 г. № 296 в состав арктической зоны РФ включены лишь восемь субъектов РФ [9]. Результаты исследований, проведенных в некоторых из них (Мурманская и Архангельская области, Республика Коми) представлены в статье.

Предварительный отбор был сделан на основании названия публикаций, в последующем принимались во внимание содержание абстрактов и полного текста публикаций. Также была изучена библиография выбранных статей. Оценка качества статей проводилась с использованием критериев STROBE (Strengthening the Reporting of Observational studies in Epidemiology) [10]. Схема отбора исследований для обзора представлена на рисунке.

На первом этапе были отобраны 729 статей, только 23 из которых полностью соответствовали всем критериям. Девятнадцать публикаций были англоязычными, 4 (две из которых – публикации Росстата) – на русском языке. Все 23 публикации датированы 1988–2019 гг. Возраст матери изучался в 16 статьях, образование и семейное положение соответственно – в 8 и 11 публикациях. Вопрос занятости был предметом обсуждения пяти отобранных для обзора исследований. В 10 исследованиях представлен анализ распространенности нескольких социально-демографических факторов.

Результаты

Возраст матери

Как юный, так и возраст 35 лет и более ассоциируется с повышенным риском некоторых неблагоприятных исходов для матери и ребенка [11–18]. В последние десятилетия во многих странах, включая РФ (до 1991 г. – СССР), отмечена стабильная тенденция увеличения доли матерей позднего репродуктивного возраста [11–14, 19]. В РФ число родов на 1000 девушек 15–19 лет снизилось практически в 2,5 раза (с 51,8 до 20,7) при сравнении периодов 1990–1995 и 2015–2020 гг. В то же время уровень подростковой рождаемости в 2015–2020 гг. в РФ, несмотря на значимое снижение в течение последнего тридцатилетия, намного превосходил данный показатель в Канаде (8,4 родов на 1000 девушек 15–19 лет), Норвегии и Швеции (5,1 родов на 1000 девушек), Финляндии (5,8) и Дании (4,1) [20].

Характеристика исследований, используемых для обзора, представлена в таблице.

08-1n.png (423 KB)

09-1.jpg (591 KB)

Исследование в Сыктывкаре и Воркуте (Республика Коми, РФ), включавшее 69 000 наблюдений, выявило, что возраст большинства матерей в 1980–1999 гг. составлял 20–29 лет. Доли матерей-подростков в Сыктывкаре и Воркуте в 1980–1984 гг. составляли соответственно 8,9 и 9,6%, а в 1995–99 гг. возросли до 15 и 17,3% [17].

Возраст матерей 1339 новорожденных в городе Северодвинске (РФ) в 1999 г. в среднем составлял 24,9 года, доля подростков в исследованной когорте при этом была равной 10,7%, а доля матерей в возрасте 20–24 года – 44%. Большинство матерей (66%) были первородящими [11].

Основанное на данных регионального регистра родов исследование в Архангельской области в 2012–2014 гг. показало, что 4,7% родов произошли у подростков в возрасте 15–19 лет [16].

По данным Росстата, средний возраст матерей в РФ в 1970 г. составлял 27 лет с последующим уменьшением до 24,8 года в 1995 г. Далее отмечалось ежегодное увеличение среднего возраста матерей; так, в 2007 г. он составил 27 лет, с 2012 по 2018 гг. продолжалось увеличение с 27,9 до 28,7 года [7].

В возрастной группе 15–24 года снижение рождаемости в РФ произошло между 1991–1996 и 1996–2001 гг. и продолжилось в период 2001–2006 гг. В группе 25–39 лет повозрастные коэффициенты рождаемости увеличивались в течение последних лет, в то время как рождаемость среди женщин в возрасте 20–24 года имела тенденцию к снижению в течение всего периода исследования. В 2001–2006 гг. максимальный уровень рождаемости наблюдался в группе 20–24 года, а в период 2006–2011 гг. он сместился в возрастную группу 25–29 лет [8], оставаясь таковым и в 2012–2018 гг.  [7].

Средний возраст матерей при первых родах живым плодом на Аляске в 1970 г. составил 21,6 года, в 2000 г. – 24,1 года [19]. Коэффициент рождаемости среди подростков снизился на 31,3% в период с 1993 по 2002 гг.; так, еще в 1993 г. данный показатель составлял 60,7 родов, а уже в 2002 г. – 41,7 родов на 1000 подростков [21]. Коэффициент рождаемости среди подростков в 2014 и 2018 гг. уменьшился с 27,8 до 18,8 на 1000 подростков. К 2018 г. средний возраст матерей на Аляске увеличился до 28,6 года [22].

В Финляндии доля матерей старше 35 лет снизилась c 18 до 14%, а матерей моложе 20 лет – с 7 до 4% в период с 1966 г. по 1985 г. [23]. Средний возраст матерей при первых родах в 1970 и 2000 гг. составил в Финляндии соответственно 24,4 и 27,4 года, в Швеции – 25,9 и 27,9 года [19]. Отмечена вариабельность возраста родильниц в изучаемый период времени; так, в 1991–1993 гг. у жительниц Финляндии он составил 29,3 года, в последующем уменьшился [19], но уже в 2003–2006 гг. достиг 30 лет [12]. В 2010 г. возраст первородящих в Финляндии составил 28,2 года, а в 2018 г. – уже 29,3 года при среднем возрасте всех матерей 31 год. Процент матерей старше 35 лет в 1987 г. был 13,3%, а к 2018 г. достиг 23,7%. Доля матерей моложе 20 лет постепенно снижалась с 3,2% в 1987 г. до 2,3% в 2010 г. и в 2018 г. составила уже 1,3% [24].

В Норвегии средний возраст первородящих увеличился за последние десятилетия, составляя в 1970 г. – 23,2 года, в 1980 г. – 24,3, в 2010 и 2019 гг. соответственно 28,1 и 29,8 года. Число родов на 1000 девушек 15–19 лет снизилось на 87,3% (с 18,2 в 1986 г. до 2,3 в 2019 г.) [25].

В 1980–1994 гг. в Дании средний возраст первородящих женщин увеличился с 24,2 до 26,8 года. Средний возраст при вторых и последующих родах увеличился с 28,4 до 30,2 года. В целом 38,7% всех родов произошли у первородящих женщин в возрасте до 30 лет и 7,4% у первородящих женщин 30 лет и более. Доля женщин, у которых родился первый ребенок в возрасте 30 лет и более, возросла с 4,9% в 1980 г. до 10,3% в 1994 г. [26]. В 2000 г. средний возраст первородящих составил 28,1 года, в 2010 и 2019 гг. соответственно 29 и 29,5 года [27].

В Швеции за период с 1983 по 2003 гг. средний возраст первородящих женщин вырос с 25,4 до 28,2 года. Средний возраст женщин, у которых было двое родов, увеличился с 28,1 до 30,6 года за указанный период времени [28].

В Канаде 12,6% женщин, родивших детей в период с 2002 по 2005 гг., были старше 34 лет. В 1992–1995 гг. доля матерей младше 20 лет составляла 10,1% [13]. Интересно, что 30% всех живорождений в 1997 г. приходилось на женщин 30–34 лет, что на 58% больше, чем в 1981 г. Доля матерей старше 35 лет увеличилась на 84% за исследуемый период (с 7,0 до 12,9% соответственно в 1988–1991 и 1998–2000 гг.). В то же время доля родильниц старше 40 лет возросла более чем на 100% [14].

Образование матери

В РФ в 1999 г. 21% матерей имели высшее образование и только 4% – среднее [11]. По данным исследования, проведенного Росстатом в 2010 г., возраст матери при рождении ребенка и уровень ее образования взаимосвязаны; так, пик рождаемости в возрасте 25–29 лет наблюдался у женщин с высшим образованием, в то время как среди женщин с более низким уровнем образования наибольшая рождаемость отмечалась в возрасте 20–24 года. Для женщин старше 30 лет значимых различий в показателях рождаемости по уровню образования практически не наблюдалось. Средний возраст первородящих матерей оказался выше среди женщин с высшим образованием (25,1 года) по сравнению с женщинами с образованием ниже среднего (20,9 года) [8].

По результатам исследования, основанного на данных регионального регистра родов Архангельской области в 2012–2014 гг., доля женщин со средним профессиональным образованием составляла 43,9% [15]. В период 1980–1983 гг. 68% первородящих матерей в возрасте 15–49 лет в России имели среднее образование, а образование выше среднего (среднее специальное и высшее) имели 23% матерей. К 2000–2003 гг. доля матерей с образованием выше среднего возросла до 33%. Кроме того, в течение всего изучаемого периода с 1980 по 2003 гг. самый высокий уровень рождаемости отмечался у женщин в качестве сожительниц или матерей-одиночек с образованием ниже среднего [29].

В Финляндии в 1966 г. матери со средним и ниже образованием составляли 65% исследуемой группы, а уже к 1985–1986 гг. доля матерей с таковым уровнем образования снизилась до 23%, и возросла до 64% доля женщин с образованием выше среднего [23]. В 2008 г. 15% беременных имели лишь начальное образование, 40,1% – среднее и 44,9% – выше среднего [4].

В Норвегии в период с 1968 по 1991 гг. общий уровень образования значительно вырос (обучение более 12 лет получили 26,2% первородящих в период 1989–1991 гг. против 9% в период 1968–1971 гг.), а доля женщин с самым низким уровнем образования снизилась с 56,3 до 10,7% за исследуемый период [30]. В период с 1967 по 2004 гг. уровень высокого образования (более 13 лет обучения) вырос с 21,2% до 45,8% при значительном снижении низкого уровня образования (9 лет обучения) с 22,1 до 4,2% и сохранении практически неизменным среднего уровня образования (10–12 лет обучения) по 56,6 и 50,1% соответственно [31].

В Канаде в период 1992–1995 гг. доля родильниц с незаконченным средним образованием составляла 25,3 против 13,6% в 2002–2005 гг. В динамике за указанный период времени с 48,8 до 69% увеличилась доля матерей с образованием выше среднего [13].

Семейное положение

Доля родильниц в СССР и РФ, имеющих зарегистрированный брак, варьировала. В 1970 г. она составила 89,4% с последующим снижением до 70% к 2005 г. С 2006 г. наблюдался рост показателя до 78,8% в 2016 г., однако в 2018 г. вновь было отмечено снижение до 78,2% [7]. В 1999 г. в РФ 35% матерей были незамужними [11]. Частота сожительства в РФ среди первородящих женщин удвоилась в период с 1980 по 2003 гг. (17% в 1980–1983 гг. и 33% в 2000–2003 гг.) [28]. В Мончегорске (Мурманская область) в период с 1973 по 2002 гг. доля детей, рожденных матерями вне брака, увеличилась с 9,5 до 31% [32].

В Норвегии в период 1968–1991 гг. уровень замужних первородящих женщин оставался практически стабильным, составляя 87–85,5% [30]. Доля незамужних первородящих матерей увеличилась с 13,2% в 1967–1971 гг. до 24,9% в 1977–1981 гг. Почти 60% матерей в возрасте до 20 лет в период 1977–1981 гг. не состояли в браке. При вторых родах доля незамужних матерей составляла 2% в период 1967–1971 гг. и увеличилась до 4,2% в 1977–1981 гг. [33]. В период с 2002 по 2019 гг. у большинства первородящих женщин брак не был официально зарегистрирован; так, в 2002 г. в браке состояли только 35,4% матерей, в сожительстве родились 45,6% детей, остальные 19% – у одиноких матерей. В 2019 г. данные показатели составляли 31,4, 55 и 13,6% соответственно. Интересен тот факт, что при рождении второго ребенка доля замужних и не имеющих регистрации брака первородящих матерей становится примерно одинаковой (43 и 48% соответственно), и лишь при рождении третьих и последующих детей превалирует доля замужних матерей [34]. В период с 2002 по 2019 гг. отмечено снижение доли замужних женщин с 49,3 до 41% и увеличение доли матерей, не имеющих регистрации брака (с 38,5 до 48%) [34].

В Финляндии в 1966 г. 95,5% матерей были замужем. К 1985 г. доля замужних матерей уменьшилась до 80,3%. Женщины, не имеющие регистрации брака, составляли 14,3%, и 4,2% были одинокими [35]. В 1987 г. 80% матерей были замужними, еще у 12% брак не был зарегистрирован. В 2010 г. эти показатели составили 57,8 и 32,5%, в 2018 г. – 54,1 и 33,2% соответственно [24]. Доля одиноких матерей возросла с 6 до 13,2% в 1991–1993 и 2000–2002 гг. соответственно. Вместе с тем в 2003–2006 гг. было отмечено уменьшение доли одиноких матерей до 9,9% [12].

В Канаде в период 1992–1995 гг. доля замужних женщин составляла 73,7% против 56,6% в 2002–2005 гг. [13]. В 2006 г. 64,8% матерей были замужними, у 23,1% брак не был зарегистрирован, и 12,1% были одинокими. Среди первородящих матерей наблюдалась сходная тенденция: 58,2% женщин были замужем, 26% – без регистрации брака, но уровень одиноких матерей был несколько выше – 15,8% [36].

Занятость (наличие или отсутствие работы/учебы)

В исследовании, проведенном в РФ в 1999 г., 33% матерей были безработными и 7% составляли студенты [11]. С 1973 по 2002 гг. в Мончегорске (Мурманская область) доля матерей, имеющих профессию «оператор машин и механик», уменьшилось в 3 раза. В то же время доля матерей-студенток и домохозяек увеличилась с 1,4 до 17,3% [32]. В Архангельской области в 2012–2014 гг. 22% матерей были безработными [15].

В Финляндии в 1985–1986 гг. доля женщин, работающих полный рабочий день вне дома, увеличилась до 63%, тогда как в 1966 г. 60% матерей были домохозяйками [23]. Доля служащих (врачи, учителя, журналисты) возросла с 14,3% в 1991–1993 гг. до 19,1% в 2003–2006 гг., в то же время доля занятых на производстве и лиц, выполняющих неквалифицированный труд (портнихи, кухонные работники, уборщики), снизилась с 19,1 до 13,3%. Доля студентов увеличилась с 5 до 10,4%. Безработных женщин на момент родов в 1991–1993 гг. было 0,2%, их количество увеличилось до 0,6% в 1997–1999 гг. и незначительно снизилось до 0,4% в 2003–2006 гг. [12].

Обсуждение

Изучение социально-демографических факторов и мониторинг их изменений с течением времени очень важны как с позиции практической медицины для индивидуальной оценки риска неблагоприятных исходов беременности, так и с позиции общественного здоровья для определения приоритетов в развитии профилактических программ и оценки потенциального резерва снижения показателя перинатальной и младенческой смертности. Ранее в отечественных и зарубежных исследованиях была продемонстрирована связь изучаемых факторов с повышением риска преждевременных родов, мертворождаемостью, младенческой смертностью.

Проведенный нами систематический обзор продемонстрировал не только межстрановую вариабельность социально-демографических характеристик беременных, но и значимое изменение этих факторов во временном контексте. При этом многие из них взаимосвязаны между собой, и эти взаимосвязи имели общий характер для большинства изучаемых стран и территорий; так, увеличение среднего возраста первородящих матерей привело к увеличению доли женщин с высшим образованием, изменило структуру занятости женщин, а именно возросла доля матерей, выполняющих высококвалифицированный труд. Кроме того, произошло смещение от зарегистрированных брачных отношений в сторону сожительства. В то же время ряд характеристик значительно отличался между странами: так, уровень подростковой беременности в РФ в несколько раз превосходит аналогичные показатели в Северной Америке и Северной Европе.

Принято считать, что социально-демографические характеристики находятся с тесной зависимости с экономическими процессами, происходящими в стране. В этой связи особенный интерес представляют исследования, основанные на популяционных регистрах родов [16, 17, 32], т. к. они позволяют собирать сравнимые данные по схожей методике в течение длительного промежутка времени. Единственным в РФ регистром, охватывающим сравнительно большой период наблюдения (1973–2012 гг.), является Кольский (Мончегорский) регистр родов. На основании его данных можно, например, говорить об увеличении доли детей, рожденных вне официального брака безработными матерями в период социально-экономических преобразований, происходивших в РФ в 1990-е гг. [32].

Проведенный обзор является первым подобным русскоязычным исследованием, выполненным в соответствии с требованиями PRISMA. Возможными ограничениями исследования являются включение только публикаций и данных официальной статистики на русском и английском языках, при этом часть статистической информации в Скандинавских странах представлена на государственном языке, что, возможно делает представленные статистические данные для этих стран неполными. Строгий отбор публикаций для составления обзора позволил, с одной стороны, добиться сравнимости результатов благодаря ограничениям по дизайну и исследуемой популяции, с другой, возможно, привел к исключению русскоязычных публикаций с неуказанной методологией исследования.

Заключение

За последние десятилетия выявлены значительные изменения в «портрете» беременной женщины, а именно: увеличение среднего возраста матерей при первых родах, снижение коэффициента подростковой рождаемости, уменьшение доли матерей, живущих в зарегистрированном браке, и увеличение доли сожительства, увеличение доли матерей, имеющих образование выше среднего и высшее и, следовательно, задействованных в высококвалифицированном труде.

Список литературы

  1. WHO. World Health Statistics 2018: monitoring health for the SDGs, sustainable development goals. Available at: https://apps.who.int/iris/bitstream/handle/10665/272596/9789241565585-eng.pdf?ua=1
  2. Женщины и мужчины России 2018. Статистический сборник. М.: Росстат; 2018.
  3. Ho J.Y., Hendi A.S. Recent trends in life expectancy across high income countries: retrospective observational study. BMJ. 2018; 362: k2562. https://dx.doi.org/10.1136/bmj.k2562.
  4. Europeristat Report. 2008. Available at: https://www.europeristat.com/our-publications/european- perinatal-health-report.html
  5. Росстат. Состояние здоровья беременных, рожениц, родильниц и новорожденных 2019.
  6. Унгуряну Т.Н., Жамалиева Л.М., Гржибовский А.М. Краткие рекомендации по подготовке систематических обзоров к публикации. West Kazakhstan Medical Journal. 2019; 61(1): 26-36.
  7. Демографический ежегодник России 2019. Статистический сборник. M.: Росстат; 2019.
  8. Репродуктивное здоровье населения России 2011. Итоговый отчет. М.: Росстат; май 2013.
  9. Указ Президента РФ от 2 мая 2014 г. № 296 «О сухопутных территориях Арктической зоны Российской Федерации».
  10. The Strengthening the Reporting of Observational Studies in Epidemiology (STROBE) statement: guidelines for reporting observational studies. Available at: https://www.equator- network.org/reporting-guidelines/strobe/
  11. Grjibovski A.M., Bygren L., Svartbo B., Magnus P. Social variations in fetal growth in a Russian setting: an analysis of medical records. Ann. Epidemiol. 2003; 13(9): 599-605. https://dx.doi.org/10.1016/S1047-2797(03)00052-8.
  12. Gissler M., Rahkonen O., Arntzen A., Cnattingius S., Andersen A.M., Hemminki E. Trends in socioeconomic differences in Finnish perinatal health 1991–2006. J. Epidemiol. Commun. Health. 2009; 63(6): 420-5. https://dx.doi.org/10.1136/jech.2008.079921.
  13. Edwards N.M., Audas R.P. Trends of abnormal birthweight among full-term infants in Newfoundland and Labrador. Can. J. Public Health. 2010; 101(2): 138-42. https://dx.doi.org/10.1007/BF03404359.
  14. Fell D.B., Joseph K.S., Dodds L., Allen A.C., Jan Gaard K., Van den Hof M. Changes in maternal characteristics in Nova Scotia, Canada from 1988 to 2001. Can. J. Public Health. 2005; 96(3): 234-8. https://dx.doi.org/10.1007/BF03403698.
  15. Усынина А.А., Постоев В.А., Одланд И.О., Меньшикова Л.И., Пылаева Ж.А., Пастбина И.М., Гржибовский А.М. Влияние медико-социальных характеристик и стиля жизни матерей на риск преждевременных родов в арктическом регионе Российской Федерации. Проблемы социальной гигиены, здравоохранения и истории медицины. 2018; 26(5): 302-6.
  16. Usynina A.A, Postoev V., Odland J.Ø., Grjibovski A.M. Adverse pregnancy outcomes among adolescents in Northwest Russia: A population registry-based study. Int. J. Environ. Res. Public Health. 2018; 15: 261. https://dx.doi.org/10.3390/ijerph15020261.
  17. Kozlovskaya A., Bojko E., Odland J.Ø., Grjibovski A.M. Secular trends in pregnancy outcomes in 1980–1999 in the Komi Republic, Russia. Int. J. Circumpolar Health. 2007; 66(5): 437-48. https://dx.doi.org/10.3402/ijch.v66i5.18315.
  18. Magnus M.C., Wilcox A.J., Morken N.-H., Weinberg C.R., Håberg S.E. Role of maternal age and pregnancy history in risk of miscarriage: prospective register-based study. BMJ. 2019: l869. https://dx.doi.org/10.1136/bmj.l869.
  19. Mathews T.J., Hamilton B.E. Mean age of mother, 1970–2000. Natl. Vital Stat. Rep. 2003; 51(1): 1-13.
  20. United Nations, Department of Economic and Social Affairs, Population Division. World population prospects highlights. 2019 Revision. Available at: https://population.un.org/wpp/Publications/Files/WPP2019_Highlights.pdf
  21. Department of Health and Social Services of Alaska, Division of Public Health. Teen births in Alaska, 1993 to 2002. Alaska Vital Signs. 2005; 1(2): 1-4. Available at: https://dhss.alaska.gov/dph/VitalStats/Documents/PDFs/vitalsigns/Teen_Births_20. 02.pdf
  22. Department of Health and Social Services of Alaska, Division of Public Health. Alaska vital statistics 2018. Annual report. 2019.
  23. Olsen P., Laara E., Rantakallio P., Jarvelin M.R., Sarpola A., Hartikainen A.L. Epidemiology of preterm delivery in two birth cohorts with an interval of 20 years. Am. J. Epidemiol. 1995; 142(11): 1184-93. https://dx.doi.org/10.1093/oxfordjournals.aje.a117577.
  24. Finnish institute for health and well-being. Perinatal statistics – women in labor, childbirth and newborns. 2018. Available at: https://thl.fi/documents/10531/0/Tr49_19_liitetaulukot.pdf/712d65c7-3e78-d811-6aab-bee80ccaa12f?t=1576739595794
  25. Statistics Norway. Mean age of parent at first child's birth, by contents and year. 2019. Available at: https://www.ssb.no/en/statbank/table/07872/tableViewLayout1/
  26. Westergaard T., Wohlfahrt J., Aaby P., Melbye M. Population based study of rates of multiple pregnancies in Denmark 1980–94. BMJ. 1997; 314: 775-9. https://dx.doi.org/10.1136/bmj.314.7083.775.
  27. Statistics Denmark. Average age of women given birth and new fathers by age and time. 2019. Available at: https://www.statbank.dk/10017
  28. Adolfsson A., Larsson P.-G. Cumulative incidence of previous spontaneous abortion in Sweden in 1983–2003: a register study. Acta Obstet. Gynecol. Scand. 2006; 85(6): 741-7. https://dx.doi.org/10.1080/00016340600627022.
  29. Perelli-Harris B., Gerber T.P. Nonmarital childbearing in Russia: second demographic transition or pattern of disadvantage? Demography. 2011; 48(1): 317-42. https://dx.doi.org/10.1007/s13524-010-0001-4.
  30. Arntzen A., Moum T., Magnus P., Bakketeig L.S. The Association between maternal education and postneonatal mortality. Trends in Norway, 1968–1991. Int. J. Epidemiol. 1996; 25(3): 578-84. https://dx.doi.org/10.1093/ije/25.3.578.
  31. Tollånes M.C., Thompson J.M.D., Daltveit A.K., Irgens L.M. Cesarean section and maternal education; secular trends in Norway, 1967–2004. Acta Obstet. Gynecol. Scand. 2007; 86(7): 840-8. https://dx.doi.org/10.1080/00016340701417422.
  32. Козловская А.В., Одланд Ю.О., Гржибовский А.М. Влияние профессиональной занятости матери и ее семейного положения на массу тела новорожденного и риск преждевременных родов в городе Мончегорске Мурманской области за 30-летний период. Экология человека. 2014; 8: 3-12.
  33. Skjaerven R., Irgens L.M. Perinatal mortality and mother’s marital status at birth in subsequent siblings. Early Hum. Dev. 1988; 18(2-3):199-212. https://dx.doi.org/10.1016/0378-3782(88)90057-6.
  34. Statistics Norway. Live births, by parity, cohabitation status of mother 2002–2019. Available at: https://www.ssb.no/en/statbank/table/08451
  35. Rantakallio P., Oja H. Perinatal risk for infants of unmarried mothers, over a period of 20 years. Early Hum. Dev. 1990; 22(3): 157-69. https://dx.doi.org/10.1016/0378-3782(90)90182-I.
  36. Shapiro G.D., Bushnik T., Wilkins R., Kramer M.S., Kaufman J.S., Sheppard A.J., Yang S. Adverse birth outcomes in relation to maternal marital and cohabitation status in Canada. Ann. Epidemiol. 2018; 28(8): 503-9. e11. https://dx.doi.org/10.1016/j.annepidem.2018.05.001.

Поступила 08.02.2021

Принята в печать 08.04.2021

Об авторах / Для корреспонденции

Трескина Наталья Альбертовна, ЦНИЛ, ФГБОУ ВО СГМУ Минздрава России, Архангельск; Норвежский университет науки и технологии (NTNU), Тронхейм.
Тел.: +7(921)551-13-53. E-mail: natali163015@rambler.ru. ORCID: 0000-0002-2430-5197.
163000, Россия, Архангельск, пр. Троицкий, д. 51; NTNU, NO-7491 Trondheim, Norway.
Постоев Виталий Александрович, к.м.н., ассистент кафедры общественного здоровья, здравоохранения и социальной работы, заведующий Архангельской международной школой общественного здоровья, ФГБОУ ВО СГМУ Минздрава России, Архангельск. Тел.: +7(921)470-43-63. E-mail: vipostoev@yandex.ru.
ORCID: 0000-0003-4982-4169. 163000, Россия, Архангельск, пр. Троицкий, д. 51.
Усынина Анна Александровна, к.м.н., доцент кафедры неонатологии и перинатологии, ФГБОУ ВО СГМУ Минздрава России, Архангельск. Тел.: +7(921)245-10-78.
E-mail: perinat@mail.ru. ORCID: 0000-0002-5346-3047. 163000, Россия, Архангельск, пр. Троицкий, д. 51.
Гржибовский Андрей Мечиславович, PhD, заведующий ЦНИЛ, ФГБОУ ВО СГМУ Минздрава России, Архангельск. Тел. +7(921)471-70-53.
E-mail: andrej.grjibovski@gmail.com. ORCID: 0000-0002-5464-0498. 163000, Россия, Архангельск, пр. Троицкий, д. 51.
Одланд Ион Оувинд, PhD, профессор глобального здоровья, Норвежский университет науки и технологии (NTNU), Тронхейм. Тел. +4790953887.
E-mail: jon.o.odland@ntnu.no. ORCID: 0000-0002-2756-0732. NTNU, NO-7491 Trondheim, Norway.

Для цитирования: Трескина Н.А., Постоев В.А., Усынина А.А., Гржибовский А.М., Одланд И.О. Социально-демографические факторы, определяющие здоровье беременных: динамика последних десятилетий в приарктических странах.
Акушерство и гинекология. 2021; 6: 5-13
https://dx.doi.org/10.18565/aig.2021.6.5-13

Также по теме

Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта.