Дефицит витамина D и репродуктивное здоровье женщины

Артымук Н.В., Тачкова О.А.

ФБГОУ ВО «Кемеровский государственный медицинский университет» Минздрава России, Кемерово, Россия
Недостаточность витамина D регистрируется в различных популяциях у 80–83% населения, чаще у женщин, чем у мужчин. Дефицит витамина D оказывает существенное влияние на риск возникновения гинекологических заболеваний, нарушений репродуктивной функции, осложнений течения беременности и ухудшения ее исхода. Доказана ассоциация дефицита витамина D и нарушений сперматогенеза, гипогонадизма, нарушений фертильности у мужчин. У женщин продемонстрирована взаимосвязь низкого уровня витамина D в сыворотке крови и нерегулярных менструаций, сниженного овариального резерва, возникновения таких заболеваний, как эндометриоз, миома, синдром поликистозных яичников, рак молочной железы. D-статус существенно влияет на женскую фертильность и показатели живорождения при проведении вспомогательных репродуктивных технологий. Гиповитаминоз D у беременных ассоциируется с высокой частотой выкидышей, преэклампсии, гестационного диабета, бактериального вагиноза, а также нарушений роста плода и нервно-психического развития новорожденного. На экспериментальной модели доказан противовоспалительный, антипролиферативный, антифибротический и проапоптотический эффекты витамина D.
Заключение. Данные проведенного обзора современной литературы свидетельствуют о необходимости поддержания оптимального уровня витамина D3 в сыворотке крови у женщин на всех жизненных этапах. Необходимы дальнейшие исследования для оценки воздействия добавок витамина D во время беременности, особенно в отношении риска нежелательных явлений у матери.

Ключевые слова

дефицит витамина D
недостаточность витамина D
D-статус
фертильность
репродуктивное здоровье

Дефицит витамина D считается всемирной проблемой общественного здравоохранения, поскольку в большинстве стран питание большей части населения в целом не удовлетворяет диетические потребности в витамине D [1, 2].

Общепризнано, что витамин D важен для опорно-двигательного аппарата, однако накапливаются данные, предполагающие, что витамин D может также иметь важное значение для фертильности, исходов беременности и лактации. Значительные изменения в метаболизме витамина D во время беременности, такие как увеличение выработки «активного гормона витамина D» кальцитриола, подтверждают важную роль витамина D в этих условиях. Наблюдательные исследования показывают, что дефицит витамина D является маркером риска снижения фертильности и различных неблагоприятных исходов беременности и связан с низким содержанием витамина D в грудном молоке [3].

Концентрация 25-гидроксивитамина D (25OHD) в сыворотке крови является общепризнанным маркером статуса витамина D. Исследователи Института медицины считают, что среди населения в целом уровень 25OHD >20 нг/мл является достаточным для большинства субъектов. Однако, по мнению многих экспертов, у пациентов с остеопорозом и пациентов, принимающих лекарства, которые могут увеличить риск остеопороза, а также у пациентов с хроническими заболеваниями почек оптимальный статус витамина D определяется концентрацией 25OHD >30 нг/мл [4].

В общей популяции Франции 43–50% населения имеют уровень 25OHD <20 нг/мл и примерно 80% – <30 нг/мл. У пациентов с хроническими заболеваниями, а также у некоторых категорий населения в целом, например, пожилых людей, процент пациентов с уровнем 25OHD ниже 20 нг/мл часто значительно превышает 50% [4].

Исследование, проведенное в Китае, показало, что распространенность субъектов с уровнем 25(OH)D3<30 нг/мл достигает 83%, при этом распространенность недостаточности витамина D (20–29 нг/мл) составляет 32,7%, дефицит витамина D (10–19 нг/мл) – 41,9%, а тяжелый дефицит витамина D (<10 нг/мл) – 8,4% [5].

Исследование, проведенное в Сибири, показало, что нормальный статус 25(OH)D3 имеют 16,3% женщин с бесплодием и 40% женщин без нарушений репродуктивной функции [6].

Доказано, что женщины чаще имеют дефицит витамина D3 и более низкую концентрацию витамина D3 в сыворотке крови, чем мужчины (p<0,001) [5].

Установлено, что дефицит витамина D достигает 40% среди беременных женщин. По мере прогрессирования беременности потребность в витамине D возрастает, что может усугубить ранее существовавший гиповитаминоз D [7].

Эпидемиологические исследования позволяют определить факторы риска дефицита витамина D, такие как старение, избыточный вес, темная пигментация кожи, ношение закрывающей одежды или низкий уровень активности на открытом воздухе [4].

Дефицит витамина D и фертильность

Предполагается потенциальное воздействие витамина D на репродуктивную функцию женщин. Ферменты рецептора витамина D (VDR), которые метаболизируют витамин D, экспрессируются как в центральных, так и в периферических репродуктивных органах [8]. VDR часто локализуется вместе с его метаболизирующими ферментами, что свидетельствует о важности тканеспецифической модуляции уровня активного витамина D. В исследованиях на животных дефицит витамина D был связан с аномальным сперматогенезом, а в исследованиях на животных и людях с участием мужчин дефицит витамина D связывают с гипогонадизмом и снижением фертильности [9].

Большинство исследований показывает, что витамин D может быть прямо или косвенно связан с функцией гонад. По мнению Nandi A. (2016), влияние витамина D на репродуктивную функцию является не прямым, а скорее, вторичным по отношению к сопутствующей гипокальциемии или нарушению регуляции эстрогена [10].

Ряд исследований продемонстрировал взаимосвязь низкого уровня витамина D в сыворотке крови и нерегулярных менструаций, а также сниженного овариального резерва [12, 13].

Кроме того, влияние витамина D на репродуктивную функцию у женщин может быть косвенно связано с такими заболеваниями, как синдром поликистозных яичников (СПКЯ), миома матки и эндометриоз [8].

На экспериментальной модели показано, что у самок крыс с дефицитом витамина D наблюдалось снижение фертильности. Диета с дефицитом витамина D снижала на 70% способность к зачатию и значительно уменьшала число рождения жизнеспособных детенышей. У кроликов выявлены синергические эффекты витамина D и прогестерона при имплантации яйцеклетки [12].

В случае дефицита витамина D во время лечения бесплодия добавки витамина D могут быть рекомендованы, особенно женщинам с СПКЯ, инсулинорезистентностью или низким уровнем антимюллерова гормона [8].

Дефицит витамина D и гинекологические заболевания

Большое количество исследований посвящено изучению влияния дефицита витамина D на развитие эндометриоза [14–20].

Проведен крупный систематический обзор Kalaitzopoulos D.R. (2020), включавший 21 исследование, среди которых 12 исследований изучали взаимосвязь эндометриоза с метаболитами витамина D, 8 – с белком, связывающим витамин D (VDBP), 3 – с полиморфизмом VDR и 2 – с регуляторными ферментами витамина D. Результаты этого обзора оказались противоречивыми вследствие неоднородности включенных в него исследований и показали необходимость дальнейшей работы в этом направлении [14].

В обзоре Giampaolino P. (2019) также показана многообещающая связь между эндометриозом и витамином D, однако указывается, что доказательства причинно-следственной взаимосвязи D-статуса и эндометриоза пока недостаточны [15].

Исследование, проведенное в Иране Delbandi A.A. (2019), включавшее 56 здоровых женщин и 54 пациентки с эндометриозом, показало, что субъекты с уровнями 25(OH)D в сыворотке ниже 20 нг/мл имели в 2,7 раза более высокий риск эндометриоза, чем пациентки с уровнями 25(OH)D в сыворотке выше 20 нг/мл (без дефицита) (OR=2,7; 95% доверительный интервал 1,24–5,80; p=0,01). Более того, пациентки с тяжелыми формами эндометриоза имели меньшие значения этого показателя [16].

Рандомизированное двойное слепое плацебо-контролируемое исследование, проведенное Mehdizadehkashi A. (2021) у 60 пациентов в возрасте 18–40 лет с эндометриозом, показало, что прием витамина D в дозе 50 000 МЕ каждые 2 недели в течение 12 недель пациентками с этим заболеванием приводило к значительному уменьшению тазовой боли, уменьшению соотношения общего холестерина/ЛПВП, уровней высокочувствительного С-реактивного белка и общей антиоксидантной способности [17].

Ряд исследований продемонстрировал влияние дефицита витамина D на риск возникновения миомы матки и развитие лейомиоматоза, а также положительное влияние длительной терапии препаратами витамина D на размер лейомиомы [21–26].

Метаанализ, проведенный Mohammadi R. (2020), в который были включены 9 исследований с общим числом участников 1730 (835 пациентов с миомой и 895 контрольной группы), показал, что уровни витамина D в сыворотке крови были значительно ниже у женщин с миомой матки, чем в контрольной группе, за исключением исследований, проведенных в Африке [21].

В крупномасштабном исследовании, проведенном Mitro S.D. (2015) в США, включавшем 3950 женщин в возрасте 20–54 лет (NHANES 2001–2006), также была показана взаимосвязь дефицита витамина D, но только у белых женщин. У темнокожих пациенток с миомой матки такая взаимосвязь отсутствовала [23]. Таким образом, вероятно, роль дефицита витамина D в возникновении миомы матки имеет расово-этнические особенности.

По мнению Ciebiera M. (2018), витамин D как самостоятельно, так и в сочетании с другими препаратами может быть эффективным средством лечения миомы матки [24].

В экспериментальном исследовании Othman E.R. (2018) показано, что лейомиома матки у человека содержит значительно меньше 1,25(OH)D3, чем прилегающий миометрий. В лейомиоме Myo-F и Myo-N экспрессируют CYP27B1 и CYP24A1. Лейомиома экспрессирует значительно более высокий уровень CYP24A1, чем нормальный миометрий, что указывает на то, что сверхэкспрессия 24-гидроксилазы является механизмом, с помощью которого лейомиома поддерживает относительное состояние гиповитаминоза D [25].

Corachán A. (2020) на экспериментальной модели показано, что кратковременное назначение витамина D не влияет на размер миомы, а длительное применение действует как антипролиферативная, антифибротическая и проапоптотическая терапия, которая обеспечивает безопасное нехирургическое лечение для уменьшения размера лейомиомы матки без побочных эффектов [26].

Ghanavatinejad A. (2021) на экспериментальной модели доказан противовоспалительный эффект витамина D. Так, показано, что 1,25(OH)2D3 значительно снижал продукцию TNF-α в LPS-активированных стромальных клетках эндометрия и продукцию TNF-α и IL-6 с помощью LTA-стимулированных цельных клеток эндометрия. Напротив, предварительная обработка 1,25(OH)2D3 увеличивала продукцию IL-8 клетками эндометрия [27].

В исследовании NHANES (2009–2014) Gupta A. (2021) показано влияние витамина D на папилломавирусную инфекцию [28].

Phuthong S. (2020) установлена взаимосвязь между полиморфизмом VDR и риском рака шейки матки. Аллель Taq1 C считается молекулярным маркером развития цервикального рака [29].

В обзоре Grant W.B. (2020) представлены эпидемиологические данные, касающиеся концентрации 25-гидроксивитамина D [25(OH)D] в сыворотке крови и заболеваемости, выживаемости и смертности от рака различной локализации. Наблюдательные исследования подтверждают роль более высоких концентраций 25(OH)D в снижении риска заболеваемости и смертности от рака молочной железы и колоректального рака, а в случае рака простаты – в увеличении заболеваемости при одновременном снижении показателей смертности. В целом в настоящее время в значительной степени можно утверждать, что витамин D снижает риск заболеваемости и смертности от онкологических заболеваний [30].

В исследовании Pejovic T. (2020) показано, что у женщин с мутациями BRCA1 нарушены биосинтез витамина D и передача сигналов через рецепторы витамина D в эпителии яичников и фаллопиевых труб. Предполагается, что лечение витамином D может ограничивать пролиферацию мутантных эпителиальных клеток BRCA1, не влияя на их жизнеспособность, обосновывая необходимость изучения возможности применения витамина D в профилактике рака яичников у носителей мутаций BRCA1 [31].

Достаточно активно в последние годы изучается возможность применения витамина D для профилактики и в комплексе терапии рака молочной железы [31–37].

В исследовании Blasiak J. (2020) показано, что пациенты с тройным негативным раком молочной железы (TNBC) имеют самую низкую концентрацию витамина D среди таковых со всеми типами рака молочной железы, предполагая, что этот витамин может иметь протективный эффект против TNBC. Этот эффект активного метаболита витамина D можно объяснить его способностью модулировать пролиферацию, дифференцировку, апоптоз, воспаление, ангиогенез, инвазию и метастазирование, показанный ранее многими исследованиями in vitro и на животных, но его точный механизм малоизвестен. Предполагается, что активный метаболит витамина D может обладать протективным действием, активируя свой рецептор и инактивируя катепсин L-опосредованную деградацию опухолевого белка P53, связывающего белок 1 (TP53BP1), предотвращая дефицит репарации двухцепочечных разрывов ДНК и способствуя стабильности генома. Подобные эффекты могут быть вызваны взаимодействием 1,25(OH)2D с белками семейства 45(GADD45), вызывающими остановку роста и индуцируемыми повреждением ДНК [32].

В работе Voutsadakis I.A. (2020) обсуждаются экспрессия и молекулярные дефекты VDR, CYP27B1 и CYP24A1, которые нарушают физиологическую функцию и способствуют прогрессированию рака молочной железы [33].

Систематический обзор, включавший 25 исследований, показал, что недостаточность витамина D часто встречается у пациентов с впервые диагностированным раком молочной железы и может быть патофизиологически связана с развитием или прогрессированием этого заболевания [34].

В исследовании Kanstrup C. (2020), включавшем 2510 женщин с первичным инвазивным раком молочной железы, было показано, что низкий D-статус женщин с этим заболеванием ассоциирован с более низкой выживаемостью [35].

С эволюционной точки зрения основная роль витамина D, вероятно, заключалась в контроле энергетического метаболизма, который позже сместился, чтобы модулировать врожденный и адаптивный иммунитет, а также регулировать гомеостаз кальция и костей. Поскольку быстрорастущие иммунные и раковые клетки используют одни и те же пути и гены для контроля их пролиферации, дифференцировки и апоптоза, неудивительно, что передача сигналов витамина D изменяет эти процессы также в неопластических клетках. Таким образом, противораковые эффекты витамина D могут быть результатом управления ростом и дифференцировкой иммунитета [36].

Все больше данных подтверждают вклад дефицита витамина D в метаболические нарушения у женщин с СПКЯ, однако данные об эффективности витамина D в отношении отдельных метаболических проявлений СПКЯ противоречивы [37–39].

В обзор Menichini D. (2019) были включены 9 исследований, добавки витамина D восстанавливали физиологические уровни 25(OH)D в сыворотке крови у женщин с СПКЯ во всех включенных исследованиях. В 6 исследованиях витамин D значительно снизил уровень глюкозы в плазме натощак и улучшил инсулинорезистентность (ИР) и уровень инсулина натощак в сыворотке крови. Кроме того, в 4 исследованиях сообщалось о снижении уровня триглицеридов в сыворотке крови. В отношении влияния витамина D на уровни липопротеинов высокой и низкой плотности и общего холестерина приводятся противоречивые данные. В исследовании установлено, что высокие дозы витамина D (4000 МЕ) по сравнению с низкими дозами (1000 МЕ) и плацебо показали положительное влияние на общий тестостерон, глобулин, связывающий половые гормоны (ГСПГ), и индекс свободных андрогенов (ИСА). Добавки витамина D в высоких дозах в течение как минимум 12 недель могут привести к снижению уровня глюкозы, гиперлипидемии, улучшению чувствительности к инсулину и гормональной функции у женщин с СПКЯ [37].

В рандомизированном двойном слепом плацебо-контролируемом исследовании Ostadmohammadi V. (2019), включавшем 60 пациенток, показано, что совместное введение витамина D и пробиотика в течение 12 недель женщинам с СПКЯ оказывает положительное влияние на параметры психического здоровья, общий тестостерон в сыворотке, гирсутизм, С-реактивный белок, уровни общей антиоксидантной емкости, общего глутатиона и малонового диальдегида [38].

В моноцентровом двойном слепом рандомизированном плацебо-контролируемом исследовании, проведенном Trummer C. (2019), включавшем 123 пациентки, показано, что добавление витамина D в дозе 20 000 МЕ в неделю в течение 24 недель не оказало значительного влияния на метаболические и эндокринные параметры при СПКЯ, за исключением снижения уровня глюкозы в плазме при оральном глюкозотолерантном тесте [39].

Учитывая выявленный иммуномодулирующий эффект витамина D на экспериментальной модели, предполагается, что коррекция недостаточности витамина D может быть важным фактором в подготовке инфертильных пациенток к применению вспомогательных репродуктивных технологий (ВРТ) [11].

Так, в систематическом обзоре и метаанализе 11 опубликованных когортных исследований (включавшем 2700 женщин) изучалась связь между витамином D и результатами ВРТ. Авторами показано, что живорождение более вероятно у женщин с избытком витамина D по сравнению с женщинами с дефицитом или недостаточным статусом витамина D (OR 1,33 [1,08–1,65]), при этом не установлено влияние дефицита витамина D на частоту выкидышей [40].

В проспективном когортном исследовании Chu J. (2019), включавшем 500 женщин после применения ВРТ, получены данные, что коэффициент живорождения у этих пациенток коррелирует с D-статусом, так, этот показатель у женщин с дефицитом, недостаточностью и избытком витамина D составил 23,2% (57/246), 27,0% (38/141) и 37,7% (29/77) соответственно (p=0,04) [41].

В настоящее время зарегистрировано многоцентровое рандомизированное двойное слепое плацебо-контролируемое исследование, направленное на определение преимуществ приема добавок витамина D[25(OH)D] в улучшении показателей клинической беременности у женщин, перенесших экстракорпоральное оплодотворение (ЭКО). В исследовании примут участие два центра, предполагаемый размер выборки – 700 женщин [42].

Дефицит витамина D и исходы беременности

Многие обсервационные исследования, подкрепленные убедительными данными in vitro и in vivo, продемонстрировали, что низкий статус витамина D во время беременности также может способствовать риску неблагоприятных перинатальных исходов, включая гипертензивные расстройства (например, преэклампсию), задержку роста плода и преждевременные роды. Однако несколько крупных рандомизированных контролируемых исследований, проведенных в настоящее время, дали противоречивые данные о роли добавок витамина D в улучшении перинатальных исходов. Правила приема добавок витамина D во время беременности различаются в разных странах. Отсутствуют достаточные доказательства для установления целевых показателей концентрации 25(OH)D в сыворотке крови у беременных, которые эффективно снижают риски неблагоприятных перинатальных исходов [43–50].

Согласно результатам исследования, проведенного Agarwal S. (2018), гиповитаминоз D ассоциируется с более высокой частотой выкидышей, преэклампсии, гестационного диабета, бактериального вагиноза, а также нарушения роста плода [7].

В исследовании ECLIPSES, оценивавшем связь между статусом витамина D во время беременности и развитием нервной системы новорожденного (когнитивные, языковые и моторные навыки), включавшем 422 пары мать–новорожденный, показано, что статус витамина D во время беременности участвует во многих физиологических процессах, включая развитие мозга плода. Беременность у женщин с дефицитом витамина D была связана с худшими исходами нервного развития у ребенка [44].

Метаанализ, проведенный Palacios C. (2019), включавший 30 исследований (7033 женщины), показал, что добавление только витамина D беременным женщинам, вероятно, снижает риск преэклампсии, гестационного диабета, низкой массы тела при рождении и может снизить риск тяжелого послеродового кровотечения. Однако эта интервенция может незначительно повлиять на риск преждевременных родов в сроке менее 37 недель. Добавление в рацион беременных витамина D и кальция, вероятно, снижает риск преэклампсии, но может увеличить риск преждевременных родов <37 недель, однако эти данные требуют дальнейших исследований [45].

Метаанализ Gallo S. (2019) показал, что добавление витамина D во время беременности улучшает концентрацию 25(OH)D у матери и ребенка и может играть роль в снижении инсулинорезистентности. Однако для определения уровня витамина D, который необходим для поддержания нормальной беременности, необходимы высококачественные рандомизированные клинические испытания, оценивающие пороговые значения 25(OH)D для конкретной беременности [46].

Исследование с применением менделевского рандомизированного анализа, включавшее 7389 пациенток, проведенное Magnus M.S. (2018), показало отсутствие убедительных доказательств причинного влияния статуса витамина D на гестационную гипертензию или преэклампсию [47].

Обзор 13 систематических исследований, включающих 204 исследования, проведенный Bialy L. (2020), не показал никакого эффекта от приема витамина D во время беременности, за исключением одного предопределенного исхода, у которого были доказательства низкого качества [48].

В исследовании MAVIDOS (2016) доказано, что добавление женщинам 1000 МЕ холекальциферола в день во время беременности не привело к увеличению размеров плода по сравнению с плацебо, но показало, что эта доза препарата безопасна при беременности. В настоящее время проведение данного исследования продолжается у детей более старшего возраста [49].

Клинические рекомендации «Нормальная беременность» (2019), утвержденные МЗ РФ, регламентируют назначение беременным пациенткам группы риска гиповитаминоза пероральный прием витамина D (АТХ комбинация витамина D) в дозе 10 мкг (400 МЕ) в день [50].

Таким образом, дефицит витамина D, вероятно, имеет существенное влияние на риск возникновения гинекологических заболеваний, нарушений репродуктивной функции, осложненного течения беременности и ухудшения ее исхода. Данные проведенного обзора современной литературы свидетельствуют о необходимости поддержания оптимального уровня витамина D3 в сыворотке крови у женщин на всех жизненных этапах. Необходимы дальнейшие исследования пороговых значений оценки 25(OH)D и воздействия добавок витамина D во время беременности, особенно в отношении риска нежелательных явлений у матери.

В РФ зарегистрировано несколько лекарственных препаратов витамина D, а также на рынке присутствует большое количество биологически активных добавок, содержащих колекальциферол. Безусловно, важной задачей клинициста является помощь пациенту в выборе препарата, учитывая как эффективность, так и профиль безопасности лекарств.

Важно помнить, что недостаточность/дефицит витамина D являются заболеванием (код по МКБ-10 Е55), требующим лечения, и только в инструкции по применению лекарственных препаратов есть такие показания. Применение БАД – источника витамина D имеет ряд ограничений: это длительность приема (часто не более 1 месяца), показания – только поддержание нормального уровня витамина D, а не восполнение дефицита, при этом верхний допустимый уровень потребления не может превышать 600 МЕ в сутки [Утвержденные величины суточного потребления БАД для взрослых в составе специализированных пищевых продуктов и БАД к пище, Решение Комиссии Таможенного Союза от 28.05.2010 N 299 (ред. от 09.09.2019)].

Водный мицеллярный раствор холекальциферола (лекарственный препарат «Аквадетрим») обеспечивает хорошую степень всасывания в тонком кишечнике с минимальной зависимостью от состава диеты, состояния печени и биосинтеза желчных кислот за счет того, что поступает в организм в готовой для всасывания форме. Благодаря этому препарат выгодно отличается от масляных форм витамина D [51].

Препарат может быть рекомендован пациентам даже при наличии таких патологий желудочно-кишечного тракта, как мальабсорбция, муковисцидоз, ферментативная недостаточность поджелудочной железы, холестаз и т.п. Помимо водного раствора, хорошо зарекомендовавшего себя на российском рынке, появился «Аквадетрим» в форме растворимых таблеток. На данный момент это единственные таблетки витамина D в России, зарегистрированные как лекарственный препарат.

Заключение

Данные проведенного обзора современной литературы свидетельствуют о необходимости поддержания оптимального уровня витамина D3 в сыворотке крови у женщин на всех жизненных этапах. Необходимы дальнейшие исследования для оценки воздействия добавок витамина D во время беременности, особенно в отношении риска нежелательных явлений у матери.

Список литературы

  1. Cashman K.D. Vitamin D requirements for the future-lessons learned and charting a path forward. Nutrients. 2018; 10(5): 533. https://dx.doi.org/10.3390/nu10050533.
  2. Cashman K.D., Ritz C., Kiely M. Odin collaborators. Improved dietary guidelines for vitamin D: Application of individual participant data (IPD)-level meta-regression analyses. Nutrients. 2017; 9(5): 469. https://dx.doi.org/10.3390/nu9050469.
  3. Pilz S., Zittermann A., Obeid R., Hahn A., Pludowski P., Trummer C. et al. The role of vitamin D in fertility and during pregnancy and lactation: a review of clinical data. Int. J. Environ. Res. Public Health. 2018; 15(10): 2241. https://dx.doi.org/10.3390/ijerph15102241.
  4. Souberbielle J.C. Epidemiology of vitamin-D deficiency. Geriatr. Psychol. Neuropsychiatr. Vieil. 2016; 14(1): 7-15. https://dx.doi.org/10.1684/pnv.2016.0589.
  5. Jiang W., Wu D.B., Xiao G.B., Ding B., Chen E.Q. An epidemiology survey of vitamin D deficiency and its influencing factors. Med. Clin. (Barcelona). 2020; 154(1): 7-12. https://dx.doi.org/10.1016/j.medcli.2019.03.019.
  6. Бочкарникова А.Г., Тришкин А.Г., Пустотина О.А., Мозес В.Г. «D-статус» пациенток с репродуктивными нарушениями. Фундаментальная и клиническая медицина. 2018; 3(3): 6-11.
  7. Heyden E.L., Wimalawansa S.J. Vitamin D: Effects on human reproduction, pregnancy, and fetal well-being. J. Steroid Biochem. Mol. Biol. 2018; 180: 41-50. https://dx.doi.org/10.1016/j.jsbmb.2017.12.011.
  8. Agarwal S., Kovilam O., Agrawal D.K. Vitamin D and its impact on maternal-fetal outcomes in pregnancy: A critical review. Crit. Rev. Food Sci. Nutr. 2018; 58(5): 755-69. https://dx.doi.org/10.1080/10408398.2016.1220915.
  9. Arslan S., Akdevelioğlu Y. The relationship between female reproductive functions and vitamin D. J. Am. Coll. Nutr. 2018; 37(6): 546-51. https://dx.doi.org/10.1080/07315724.2018.1431160.
  10. Nandi A., Sinha N., Ong E., Sonmez H., Poretsky L. Is there a role for vitamin D in human reproduction? Horm. Mol. Biol. Clin. Investig. 2016; 25(1): 15-28. https://dx.doi.org/10.1515/hmbci-2015-0051.
  11. Cyprian F., Lefkou E., Varoudi K., Girardi G. Immunomodulatory effects of vitamin D in pregnancy and beyond. Front. Immunol. 2019; 10: 2739. https://dx.doi.org/10.3389/fimmu.2019.02739.
  12. Jukic A.M., Steiner A.Z., Baird D.D. Lower plasma 25-hydroxyvitamin D is associated with irregular menstrual cycles in a cross-sectional study. Reprod. Biol. Endocrinol. 2015; 13: 20. https://dx.doi.org/10.1186/s12958-015-0012-5.
  13. Jukic A.M., Steiner A.Z., Baird D.D. Association between serum 25-hydroxyvitamin D and ovarian reserve in premenopausal women. Menopause. 2015; 22(3): 312-6. https://dx.doi.org/10.1097/GME.0000000000000312.
  14. Kalaitzopoulos D.R., Lempesis I.G., Athanasaki F., Schizas D., Samartzis E.P., Kolibianakis E.M., Goulis D.G. Association between vitamin D and endometriosis: a systematic review. Hormones (Athens). 2020; 19(2): 109-21. https://dx.doi.org/10.1007/s42000-019-00166-w.
  15. Giampaolino P., Della Corte L., Foreste V., Bifulco G. Is there a relationship between vitamin D and endometriosis? An overview of the literature. Curr. Pharm. Des. 2019; 25(22): 2421-7. https://dx.doi.org/10.2174/1381612825666190722095401.
  16. Delbandi A.A., Torab M., Abdollahi E., Khodaverdi S., Rokhgireh S., Moradi Z. et al. Vitamin D deficiency as a risk factor for endometriosis in Iranian women. J. Reprod. Immunol. 2021; 143: 103266. https://dx.doi.org/10.1016/j.jri.2020.103266.
  17. Mehdizadehkashi A., Rokhgireh S., Tahermanesh K., Eslahi N., Minaeian S., Samimi M. The effect of vitamin D supplementation on clinical symptoms and metabolic profiles in patients with endometriosis. Gynecol. Endocrinol. 2021 Jan 29: 1-6. https://dx.doi.org/10.1080/09513590.2021.1878138.
  18. Qiu Y., Yuan S., Wang H. Vitamin D status in endometriosis: a systematic review and meta-analysis. Arch. Gynecol. Obstet. 2020; 302(1): 141-52. https://dx.doi.org/10.1007/s00404-020-05576-5.
  19. Nodler J.L., DiVasta A.D., Vitonis A.F., Karevicius S., Malsch M., Sarda V. et al. Supplementation with vitamin D or ω-3 fatty acids in adolescent girls and young women with endometriosis (SAGE): a double-blind, randomized, placebo-controlled trial. Am. J. Clin. Nutr. 2020; 112(1): 229-36. https://dx.doi.org/10.1093/ajcn/nqaa096.
  20. Baek J.C., Jo J.Y., Lee S.M., Cho I.A., Shin J.K., Lee S.A. et al. Vitamin D and endometriosis: Is there a correlation with disease severity? Clin. Exp. Reprod. Med. 2020; 47(3): 235-6. https://dx.doi.org/10.5653/cerm.2019.03342.r1.
  21. Mohammadi R., Tabrizi R., Hessami K., Ashari H., Nowrouzi-Sohrabi P., Hosseini-Bensenjan M., Asadi N. Correlation of low serum vitamin-D with uterine leiomyoma: a systematic review and meta-analysis. Reprod. Biol. Endocrinol. 2020; 18(1): 85. https://dx.doi.org/10.1186/s12958-020-00644-6.
  22. Judson I., Messiou C. Vitamin D deficiency in the pathogenesis of leiomyoma and intravascular leiomyomatosis: A case report and review of the literature. Gynecol. Oncol. Rep. 2020; 35: 100681. https://dx.doi.org/10.1016/j.gore.2020.100681.
  23. Mitro S.D., Zota A.R. Vitamin D and uterine leiomyoma among a sample of US women: Findings from NHANES, 2001–2006. Reprod. Toxicol. 2015; 57: 81-6. https://dx.doi.org/10.1016/j.reprotox.2015.05.013.
  24. Ciebiera M., Włodarczyk M., Ciebiera M., Zaręba K., Łukaszuk K., Jakiel G. Vitamin D and uterine fibroids-review of the literature and novel concepts. Int. J. Mol. Sci. 2018; 19(7): 2051. https://dx.doi.org/10.3390/ijms19072051.
  25. Othman E.R., Ahmed E., Sayed A.A., Hussein M., Abdelaal I.I., Fetih A.N. et al. Human uterine leiomyoma contains low levels of 1, 25 dihdroxyvitamin D3, and shows dysregulated expression of vitamin D metabolizing enzymes. Eur. J. Obstet. Gynecol. Reprod. Biol. 2018; 229: 117-22. https://dx.doi.org/10.1016/j.ejogrb.2018.08.018.
  26. Corachán A., Ferrero H., Escrig J., Monleon J., Faus A., Cervelló I., Pellicer A. Long-term vitamin D treatment decreases human uterine leiomyoma size in a xenograft animal model. Fertil. Steril. 2020; 113(1): 205-16. e4. https://dx.doi.org/10.1016/j.fertnstert.2019.09.018.
  27. Ghanavatinejad A., Rashidi N., Mirahmadian M., Rezania S., Mosalaei M., Ghasemi J., Zarnani A.H. Vitamin D3 controls TLR4- and TLR2-mediated inflammatory responses of endometrial cells. Gynecol. Obstet. Invest. 2021 Feb 4: 1-10. https://dx.doi.org/10.1159/000513590.
  28. Gupta A., Villa A., Feldman S., Citow B., Sroussi H. Site and sex-specific differences in the effect of vitamin D on human papillomavirus infections: analyses of NHANES 2009-2014. Sex. Transm. Infect. 2021; 97(1): 75-6. https://dx.doi.org/10.1136/sextrans-2020-054466.
  29. Phuthong S., Settheetham-Ishida W., Natphopsuk S., Ishida T. Genetic polymorphisms of vitamin D receptor gene are associated with cervical cancer risk in Northeastern Thailand. Asian Pac. J. Cancer Prev. 2020; 21(10): 2935-9. https://dx.doi.org/10.31557/APJCP.2020.21.10.2935.
  30. Grant W.B. Review of recent advances in understanding the role of vitamin D in reducing cancer risk: breast, colorectal, prostate, and overall cancer. Anticancer Res. 2020; 40(1): 491-9. https://dx.doi.org/10.21873/anticanres.13977.
  31. Pejovic T., Joshi S., Campbell S., Thisted S., Xu F., Xu J. Association between vitamin D and ovarian cancer development in BRCA1 mutation carriers. Oncotarget. 2020; 11(45): 4104-14. https://dx.doi.org/10.18632/oncotarget.27803.
  32. Blasiak J., Pawlowska E., Chojnacki J., Szczepanska J., Fila M., Chojnacki C. Vitamin D in triple-negative and BRCA1-deficient breast cancer-implications for pathogenesis and therapy. Int. J. Mol. Sci. 2020; 21(10): 3670. https://dx.doi.org/10.3390/ijms21103670.
  33. Voutsadakis I.A. Vitamin D receptor (VDR) and metabolizing enzymes CYP27B1 and CYP24A1 in breast cancer. Mol. Biol. Rep. 2020; 47(12): 9821-30. https://dx.doi.org/10.1007/s11033-020-05780-1.
  34. Voutsadakis I.A. Vitamin D baseline levels at diagnosis of breast cancer: A systematic review and meta-analysis. Hematol. Oncol. Stem Cell Ther. 2020 Sep 26: S1658-3876(20)30147-3. https://dx/doi.org/10.1016/j.hemonc.2020.08.005.
  35. Kanstrup C., Teilum D., Rejnmark L., Bigaard J.V., Eiken P., Kroman N., Tjønneland A., Mejdahl M.K. 25-Hydroxyvitamin D at time of breast cancer diagnosis and breast cancer survival. Breast Cancer Res. Treat. 2020; 179(3): 699-708. https://dx.doi.org/10.1007/s10549-019-05486-4.
  36. Carlberg C., Muñoz A. An update on vitamin D signaling and cancer. Semin. Cancer Biol. 2020 May 30: S1044-579X(20)30114-0. https://dx.doi.org/10.1016/j.semcancer.2020.05.018.
  37. Menichini D., Facchinetti F. Effects of vitamin D supplementation in women with polycystic ovary syndrome: a review. Gynecol. Endocrinol. 2020; 36(1): 1-5. https://dx.doi.org/10.1080/09513590.2019.1625881.
  38. Ostadmohammadi V., Jamilian M., Bahmani F., Asemi Z. Vitamin D and probiotic co-supplementation affects mental health, hormonal, inflammatory and oxidative stress parameters in women with polycystic ovary syndrome. J. Ovarian Res. 2019; 12(1): 5. https://dx.doi.org/10.1186/s13048-019-0480-x.
  39. Trummer C., Schwetz V., Kollmann M., Wölfler M., Münzker J., Pieber T.R. et al. Effects of vitamin D supplementation on metabolic and endocrine parameters in PCOS: a randomized-controlled trial. Eur. J. Nutr. 2019; 58(5): 2019-28. https://dx.doi.org/10.1007/s00394-018-1760-8.
  40. Chu J., Gallos I., Tobias A., Tan B., Eapen A., Coomarasamy A. Vitamin D and assisted reproductive treatment outcome: a systematic review and meta-analysis. Hum. Reprod. 2018; 33(1): 65-80. https://dx.doi.org/10.1093/humrep/dex326.
  41. Chu J., Gallos I., Tobias A., Robinson L., Kirkman-Brown J., Dhillon-Smith R. et al. Vitamin D and assisted reproductive treatment outcome: a prospective cohort study. Reprod. Health. 2019; 16(1): 106. https://dx.doi.org/10.1186/s12978-019-0769-7.
  42. Paffoni A., Somigliana E., Sarais V., Ferrari S., Reschini M., Makieva S. et al. Effect of vitamin D supplementation on assisted reproduction technology (ART) outcomes and underlying biological mechanisms: protocol of a randomized clinical controlled trial. The "supplementation of vitamin D and reproductive outcome" (SUNDRO) study. BMC Pregnancy Childbirth. 2019; 19(1): 395. https://dx.doi.org/10.1186/s12884-019-2538-6.
  43. Kiely M.E., Wagner C.L., Roth D.E. Vitamin D in pregnancy: Where we are and where we should go. J. Steroid Biochem. Mol. Biol. 2020; 201: 105669. https://dx.doi.org/10.1016/j.jsbmb.2020.105669.
  44. Voltas N., Canals J., Hernández-Martínez C., Serrat N., Basora J., Arija V. Effect of vitamin D status during pregnancy on infant neurodevelopment: The ECLIPSES study. Nutrients. 2020; 12(10): 3196. https://dx.doi.org/10.3390/nu12103196.
  45. Palacios C., Kostiuk L.K., Peña-Rosas J.P. Vitamin D supplementation for women during pregnancy. Cochrane Database Syst. Rev. 2019; (7): CD008873. https://dx.doi.org/10.1002/14651858.CD008873.pub4.
  46. Gallo S., McDermid J.M., Al-Nimr R.I., Hakeem R., Moreschi J.M., Pari-Keener M. et al. Vitamin D supplementation during pregnancy: An evidence analysis center systematic review and meta-analysis. J. Acad. Nutr. Diet. 2020; 120(5): 898-924. e4. https://dx.doi.org/10.1016/j.jand.2019.07.002.
  47. Magnus M.C., Miliku K., Bauer A., Engel S.M., Felix J.F., Jaddoe V.W.V. et al. Vitamin D and risk of pregnancy related hypertensive disorders: mendelian randomisation study. BMJ. 2018; 361: k2167. https://dx.doi.org/10.1136/bmj.k2167.
  48. Bialy L., Fenton T., Shulhan-Kilroy J., Johnson D.W., McNeil D.A., Hartling L. Vitamin D supplementation to improve pregnancy and perinatal outcomes: an overview of 42 systematic reviews. BMJ Open. 2020; 10(1): e032626. https://dx.doi.org/10.1136/bmjopen-2019-032626.
  49. Cooper C., Harvey N.C., Bishop N.J., Kennedy S., Papageorghiou A.T., Schoenmakers I. et al.; MAVIDOS Study Group. Maternal gestational vitamin D supplementation and offspring bone health (MAVIDOS): a multicentre, double-blind, randomised placebo-controlled trial. Lancet Diabetes Endocrinol. 2016; 4(5): 393-402. https://dx/doi.org/10.1016/S2213-8587(16)00044-9.
  50. Министерство здравоохранения Российской Федерации. Клинические рекомендации. Нормальная беременность. 2019.
  51. Гусев Е.И., Захарова И.Н., ред. Витамин D – смена парадигмы. М.: ТорусПресс; 2015. 464 с.

Поступила 04.03.2021

Принята в печать 05.03.2021

Об авторах / Для корреспонденции

​Артымук Наталья Владимировна, д.м.н., профессор, заведующая кафедрой акушерства и гинекологии им. проф. Г.А. Ушаковой,
ФГБОУ ВО «Кемеровский государственный медицинский университет» МЗ РФ. Тел.: +7(3842)73-48-56. E-mail: artymuk@gmail.com.
ORCID: 0000-0001-7014-6492. 650056, Россия, Кемерово, ул. Ворошилова, д. 22а.
Тачкова Ольга Анатольевна, к.м.н., доцент кафедры госпитальной терапии и клинической фармакологии, ФГБОУ ВО «Кемеровский государственный медицинский университет» МЗ РФ Тел.: +7(909)517-49-32. E-mail: ol.an.t@yandex.ru. ORCID: 0000-0002-6537-3460. 650056, Россия, Кемерово, ул. Ворошилова, д. 22а.

Для цитирования: Артымук Н.В., Тачкова О.А. Дефицит витамина D и репродуктивное здоровье женщины.
Акушерство и гинекология. 2021; 3: 189-195
https://dx.doi.org/10.18565/aig.2021.3.189-195

Также по теме

Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта.