– Национальный медицинский исследовательский центр акушерства, гинекологии и перинатологии им. академика В.И. Кулакова – крупнейшее медицинское учреждение в области сохранения здоровья женщины, матери и ребенка. В его структуре более 50 подразделений. Одно из них, Институт онкогинекологии и маммологии, возглавляете вы. Чем была продиктована необходимость создания этой структуры на базе Центра?

– Причин, которые привели к созданию Института онкогинекологии и маммологии в Центре акушерства и гинекологии очень много.

В середине прошлого века общая логика развития науки привела к тому, что в гинекологии (как и других областях медицины) сформировались различные самостоятельные направления, специализации – гинекологическая эндокринология, онкогинекология… Примеров можно привести множество.

Однако время показало, что такая дифференцировка и изолированное развитие тормозит гармоничное развитие отрасли. Очевидно, что организм человека един и его нельзя делить на разные части по проблемам. Очень многие вопросы необходимо решать системно, одновременно. Поэтому возникла необходимость формировать интегративные научные поиски и объединять достижения классической гинекологии и онкогинекологии. Отсюда и возникла необходимость вновь собирать камни.

Это подкреплялось еще тем, что у онкологических больных, у молодых женщин, после лечения онкозаболевания врачам приходилось решать вопросы, связанные с репродукцией, то есть чисто гинекологические. После тяжелого лечения таким пациенткам необходима реабилитация, дающая им возможность вновь ощущать себя женщиной. Тем более, что развитие медицины и фармакологии предоставляет пути решения проблемы.

Еще один аспект, объясняющий необходимость создания нашего Института, – тенденция увеличения сочетаемости онкологического процесса и беременности у пациенток более старшего возраста. А современная женщина стала откладывать появление потомства на более позднее время. Первого ребенка она рожает к 30 годам, а то и позже.

Все вместе эти причины стали основанием для того, чтобы интегрировать онкологию в гинекологию, но в гораздо более широком аспекте. А для этого необходимы совершенно новые знания, специалисты с новым мышлением и с новой подготовкой.

– Лев Андреевич, вы упомянули о распространенности онкологических заболеваний у молодых женщин. С чем вы можете связать омоложение данной патологии?

– Здесь я должен уточнить: истинное увеличение онкологической заболеваемости произошло при такой локализации, как рак шейки матки. Когда я начинал свою работу в клинике Института Герцена, больная раком шейки матки, допустим, в 30 лет, была казуистикой. Сегодня пациентка с этим диагнозом в 17-18-20 лет – совершенно не удивляет.

Не онкологические заболевания омолодились, просто онкологическая заболеваемость увеличилась по многим локализациям. И в связи с этим увеличилась и когорта больных молодых женщин. Мы констатировали, что в группе, допустим, 25-30 лет бывает рак молочной железы. Но учитывая то, что частота рака молочной железы резко увеличилась сама по себе, то все возрастные группы отмечают увеличение заболеваемости. Поэтому, если взять стандартизированный показатель, то он остается практически таким же – увеличение общего числа больных повлекло и увеличение когорты больных молодого возраста.

– Как вы считаете, рост онкологических заболеваний связан с улучшением диагностики?

– Нет. Рост онкологической заболеваемости будет продолжаться, и продолжаться будет не потому, что мы стали хорошо диагностировать. Число больных, выявленных активно, практически осталось таким же, каким и было. Просто вторая половина XX и первая половина XXI века тем и характерна, что сформировался ряд тенденций, ряд неблагоприятных факторов, которые повлекли за собой рост не только онкологической заболеваемости, но и достаточно серьезно увеличилась заболеваемость атеросклерозом, осложнениями, связанными с ним.

Думаю, увеличение онкологической заболеваемости – это эволюционная закономерность. Она сегодня констатируется многими учеными. Есть клинические данные: у 18% 29-летних мужчин выявляется рак предстательной железы на нулевой стадии; у 29% – 39-летних; у 49% – 50-летних. То есть, с юных лет, мужчина подходит к сформированной онкологической заболеваемости, которая является программой его будущей смерти. Слава Богу, эта программа не у всех дальше работает. Они могут погибнуть от совершенно других заболеваний, но у них уже сформирован онкологический процесс, который у определенной части дальше будет прогрессировать в инвазивный онкологический процесс.

У женщин иллюстрацией такой программы может быть молочная железа. Так, практически у 39% женщин 40-50 лет, которые не болеют никаким онкологическим заболеванием, в молочной железе можно выявить наличие рака нулевой стадии. Можно найти и другие локализации онкологического процесса – легкое, почки – который на начальном этапе как бы замер, перешел в спячку. Но с наступлением неких неблагоприятных импульсов, он может получить возможность развития.

– Данные говорят о том, что уровень смертности от онкологических заболеваний – второй в нашей стране. Связана ли летальность с выявлением заболеваний на поздних стадиях? Как работают скрининговые программы ранней диагностики онкологических заболеваний?

– Конечно, связана – напрямую. Чем позже выявляется заболевание, тем менее эффективно лечение, тем больной быстрее погибает. Это аксиома современной онкологии.

Если говорить о скрининговых программах, надо отметить, что не везде и не при всякой локализации они четко отработаны. К сожалению, в большей степени они декларируются, нежели реализуются. Тем не менее, по некоторым локализациям у нас есть возможность проведения скрининговых программ. И, конечно же, они способствуют росту выявления числа больных с более ранними стадиями заболевания, нежели запущенными.

– Сегодня много говорится о превентивной медицине. Какое развитие получила превентивная онкогинекология в вашем Институте?

– Могу сказать, что за развитие этого направления в прошлом году мы получили Государственную премию. Очевидно во всех отношениях, онкологическое заболевание лучше пресекать, профилактировать, превентировать, нежели его диагностировать и дальше лечить.

Я уже показал и привел примеры того, что так выстроена ноосфера, в которой мы сегодня живем, что ее факторы формируют многочисленные неблагоприятные процессы, вектор которых направлен в сторону неконтролируемой пролиферации. А что такое неконтролируемая пролиферация? По сути дела, это онкологический процесс. Поэтому, понимая это, логично выстроить хоть какой-то защитный барьер. Этот защитный барьер называется профилактикой. И сегодня известен целый ряд профилактических мероприятий. К примеру, мощный прессинг на государственном уровне в отношении курения. Он неминуемо приведет в ближайшее время к тому, что распространенность рака легкого начнет снижаться. Кстати, американцы показали, что именно благодаря борьбе с табакокурением (которую они ведут лет 30) у них изменилась онкологическая заболеваемость в лучшую сторону. Более того, повысилась результативность лечения онкологических больных.

Есть масса и других моментов, которые связаны с неблагоприятными этиологическими факторами, и модификация которых может привести к снижению онкозаболеваемости. Для этого нужны большие государственные программы. Помимо этого, есть еще и лекарственная профилактика онкологических процессов, есть вакцинация, также позволяющая снизить развитие онкологического процесса.

В любом случае, широкое внедрение превентивной онкогинекологии требует серьезных государственных решений, направленных на развертывание финансовых, интеллектуальных и административных ресурсов.

– Какие методы диагностики вы считаете наиболее эффективными для выявления онкогинекологических заболеваний на ранней стадии?

– Для каждой локализации есть свои методы. Например, подходы ранней диагностики рака шейки матки связаны с цитологическим методом, с исследованием на вирус папилломы человека. Метод, который можно использовать как инструмент ранней диагностики рака матки – ультразвуковое исследование, особенно у женщин после 50 лет. Метод, который может быть использован достаточно эффективно при раке молочной железы – современная цифровая маммография у женщин после 40 лет или у женщин, в анамнезе которых отмечено наличие семейного рака. Методы есть. Надо просто понимать: когда, у кого, в какое время правильно выстраивать раннюю диагностику.

– Центр Кулакова – ведущее в своей области учреждение страны. Скажите, а как свои достижения вы транслируете коллегам из регионов? Есть ли у вас образовательные программы для онкогинекологов?

– Конечно. Это очень важная часть нашей работы. Образовательная программа у нас имеет ряд различных конфигураций. Так ежегодно у нас в Центре собираются отечественные и зарубежные специалисты на научно-образовательные конгрессы. Другое направление – проведение школ, включая выездные. В их рамках мы читаем лекции, ведем семинары в регионах. Не могу не отметить работу тренингового симуляционного центра НМИЦ Кулакова, важного элемента наших образовательных программ. Он очень хорошо оснащен, сюда на обучение приезжают специалисты не только из России, но и из стран СНГ, других стран.

Еще одна форма работы – вебинары, которые мы реализуем онлайн. Этот опыт дистанционных мероприятий приобрели во время недавней пандемии. Они достаточно эффективно работают и позволяют людям, не отрываясь от своего основного места работы, за несколько часов получить сжатую разнонаправленную информацию по многим проблемам. Это сокращает время и экономит ресурсы. На наших вебинарах присутствует от 600 до 1500 человек. И каждый месяц мы проводим 1-2 мероприятия.

– Вы упоминули, что в современной клинической онкологии понятия лечения и реабилитации неразрывно связаны. Какие реабилитационные мероприятия проходят ваши пациентки?

– Во-первых, у нас в НМИЦ есть реабилитационный центр, где женщины, прошедшие любое лечение, в том числе и связанное с онкологическими заболеваниями, могут под руководством квалифицированных специалистов восстановить функции, которые подверглись прессингу в ходе специального лечения.

Кроме того, мы достаточно активно и эффективно реализуем так называемую эндокринологическую реабилитацию. Дело в том, что сегодня очень многие молодые пациенты подвергаются кастрации, удалению яичников, химиотерапевтическому воздействию на яичники, при которых они теряют свою функцию. Очень важно сделать так, чтобы женщина оставалась долго в ореоле своего комфортного гармоничного мироощущения. У нас имеются потрясающие специалисты, которые работают в этом направлении. И всегда, когда решается вопрос о необходимости такой реабилитационной заместительной терапии, собираются онкологи, патоморфологи, эндокринологи и другие специалисты. Такие сложные вопросы можно решать только мультидисциплинарно. Мы вместе скрупулезно взвешиваем все возможности и риски, чтобы не индуцировать онкологический рецидив и вместе с тем дать возможность женщине нормально себя чувствовать. Кстати это один из тех моментов, когда подтверждается правильность формирования онкогинекологической службы в рамках направления акушерство и гинекологии.

– Мы часто говорим и пишем о важности внедрения инновационных научных и технологических разработок в клиническую практику. Что в этом плане делается в вашем Институте?

– Внедрение в практику новых технологий – это и суть, и задачи любого научного учреждения. Мы – не исключение. Мы следим за тем, что происходит и в мире, и у нас в стране, сами создаем что-то новое. Мы активно работаем, но рассказ о наших инновациях, пожалуй, будет интересен только очень узким специалистам.

– Ранее Вы занимались разработкой концепции микроинвазивного рака тела матки, клинико-морфологическими критериями рака эндометрия, также известны Ваши работы по методам лечения гинекологического рака, борьбы с его рецидивами, позволившими увеличить 5-летнюю выживаемость с 20-30% до 70%. Над чем вы работаете сегодня?

– И я, и мои коллеги изучаем и расширяем сферу репродукции у онкологических больных. Это одна большая часть наших разработок. Еще одно из направлений – улучшение результатов лечения больных, у которых имеется сочетание рака и беременности. Нам приходится решать непростые задачи: с одной стороны, женщина должна иметь здоровое потомство, с другой – излечена от онкологии, ей же нужно еще и вырастить этого ребенка.

Мы также продолжаем поиск путей сохранения репродуктивной функции у женщин после лечения онкозаболеваний. То есть разрабатываются варианты, сопряженные с понятием органосохранного лечения.

В онкологии есть такие тяжелые заболевания, как, допустим, запущенные формы рака, рецидивы рака или рак яичников. В каждом из этих направлений мы продолжаем исследования и стараемся привнести нечто новое.

– Лев Андреевич, в одном из интервью вы сказали, что гордитесь нашими учеными, которые сделали очень много не только для российской, но и для мировой онкогинекологии. Какие достижения наших специалистов в этой области, по вашему мнению, можно назвать значимыми, выдающимися?

– Работы российских ученых онкогинекологов достаточно хорошо известны не только отечественным, но и зарубежным специалистам. Их цитируют, переиздают их монографии за границей. Это, в первую очередь, относится к В.М. Дильману. К слову, конгресс онкогинекологов, который проходил в этом году, был посвящен именно ему, многое сделавшему как для для онкологии, так и для онкогинекологии. Владимир Михайлович один из первых обратил внимание на неоднородность некоторых онкологических процессов, в том числе и рака матки, обозначив два его варианта.

Так что российская онкогинекология – не сирота. У нее есть прародители, которые научно насытили эту специальность своими мыслями, творческим трудом. И есть продолжатели их дела, а также молодые талантливые ученые, создающие будущее нашей онкогинекологии.