Немедицинские проблемы медицинского сообщества

На качество медицинской помощи влияют различные факторы. Этот вопрос мы обсудили с Владимиром Николаевичем СЕРОВЫМ, профессором, Президентом Российского общества акушеров-гинекологов.

МиД: Владимир Николаевич, в последнее время женщины все больше говорят о возможности рожать дома. Как вы считаете, это направление будет развиваться?

В.Н. Серов: Домашние роды – это тупиковое направление. Если возникнет осложнение, помочь такой пациентке будет очень трудно. Я понимаю, почему женщины не всегда хотят ехать в роддом. Мы еще только начинаем отходить от административной системы, в том числе и в отношении к роженицам. В этом направлении нам многое предстоит изменить. Например, если пациентка хочет рожать вертикально, в медучреждении могут категорически этого не разрешить. Ей говорят, чтобы она лежала на кровати, не вставала и не ходила. Кончено, для персонала удобнее, когда роженица никуда не перемещается. Но мнение пациентки тоже необходимо учитывать. Для того чтобы женщине было комфортно рожать, условия в медицинских учреждениях должны быть максимально приближены к домашним. В Европе это давно уже практикуется, а мы только движемся в данном направлении. Некоторые шаги уже сделаны. Пациентки получают все больше свободы. Всячески приветствуется присутствие родственников на родах, хотя пока еще они это делают крайне редко. Мы сейчас уже не диктуем пациентке, как она должна поступать, а только информируем ее о возможных последствиях того или иного решения. Например, если врач считает, что беременность опасна, он не может заставить женщину избавиться от нее. Индивидуальный подход к пациенту чрезвычайно важен. И необходимо, чтобы медицинские учреждения были заинтересованы в том, чтобы оказать каждому больному наилучшую помощь.

МиД: И каким образом можно их заинтересовать?

В.Н. Серов: Приведу такой пример. Что произойдет с пожилым человеком, у которого случился инсульт? В США за него будут бороться все больницы. В нашей стране все наоборот – никто не захочет его госпитализировать. Почему так происходит? Дело в том, что в США страховые компании выплачивают очень большую премию, если такой пациент будет быстро прооперирован. Без своевременной помощи больной может умереть или стать глубоким инвалидом. И если он станет инвалидом, то страховая компания будет всю оставшуюся жизнь выплачивать ему компенсацию. В результате и страховщики, и медики очень заинтересованы в том, чтобы человек поправился.

МиД: Индивидуальный подход необходим не только к роженицам, но и к новорожденным. По стандартам, которые начали действовать в 2012 г., жизнеспособными считаются дети, рожденные на сроке 22–27 недель и с массой тела от 500 г и более. Какие сложности возникли в связи с этим?

В.Н. Серов: Возможности по выхаживанию таких детей несколько улучшились. Активно строятся перинатальные центры, оснащенные современным оборудованием. Сейчас в нашей стране их около пятидесяти. Но я хочу остановиться вот на каком моменте. Почти невозможно выходить детей, которые родились на сроке от 22 до 24–25 недель. Они практически не выживают, несмотря на все потраченные усилия. Какие бы технологии мы ни использовали, какую бы аппаратуру ни применяли, это не помогает. Огромные деньги уходят просто в никуда. Конечно, из сотни один-два могут выжить. Но они, как правило, выживают и без высоких технологий. Например, в США ситуация несколько иная. Там ассоциация акушеров-гинекологов приняла решение, что жизнеспособными считаются дети, рожденные на сроке 24–25 недель. Это разумный подход, который позволяет не тратить деньги и усилия напрасно. Российское общество акушеров-гинекологов неоднократно обращалось в Министерство здравоохранения с этим вопросом. Наверное, нехорошо говорить о деньгах, когда речь идет о жизни новорожденного. Каждый ребенок бесценен. Но в данном случае средства тратятся просто впустую. Поэтому крайний период от 22 до 24–25 недель должен быть отсечен.

МиД: Расскажите о ситуации с выявлением предраковых состояний у пациенток? Что можно сделать, чтобы онкологические заболевания обнаруживались на ранних стадиях?

В.Н. Серов: По этому поводу идет колоссальная дискуссия. Она касается всеобщей диспансеризации. Насколько это эффективно? В СССР диспансеризацию проводили регулярно, однако онкологические заболевания выявлялись крайне редко. Нужно не увеличивать массовость, а улучшать возможности диагностики. Если говорить о гинекологии, то самая большая проблема – это рак яичников. Его очень трудно выявить, и потому чаще всего это происходит на поздних стадиях. Болезнь трудно лечится и нередко заканчивается смертельно. Единственный способ профилактики – это динамическое наблюдение ультразвуком. Но и оно не дает особых гарантий.

В последнее время сильно участились запущенные случаи рака молочной железы. В данном случае причина в нашей безалаберности и плохой организованности. Это визуальный рак. Его достаточно легко выявить на ранней стадии. Если взять опыт США, то у них более 90% женщин, которым был поставлен этот диагноз, прекрасно себя чувствуют и ведут вполне нормальную жизнь.

Большие перспективы открываются в отношении профилактики и лечения рака шейки матки. В 2008 г. немецкий ученый Харальд цур Хаузен получил Нобелевскую премию за открытие роли вируса папилломы человека в развитии раковых заболеваниях у женщин. Позднее выяснилось, что это касается не только женщин, но и мужчин. Данное открытие создало абсолютно новые перспективы в борьбе с онкологическими заболеваниями. Появилась возможность проводить иммунизацию. Конечно, для того чтобы сделать выводы об ее эффективности, нужно не менее десяти лет. Но и сейчас есть серьезные основания полагать, что папиллома, как и все вирусные инфекции, будет поддаваться вакцинации. Если профилактика окажется результативной, то удастся значительно сократить случаи рака шейки матки. Сейчас в нашей стране иммунизация проводится не так часто. Поскольку вакцины достаточно дорогие, в некоторых регионах (в частности, в Московской области) их покупка субсидируется бюджетными средствами. Когда женщины поймут, насколько данная прививка снижает риск заболеть раком, количество желающих ее сделать сильно увеличится.

МиД: Сейчас стала очень актуальной тема импортозамещения. В частности, речь идет о лекарственных средствах и медицинском оборудовании. Как вы считаете, каковы перспективы решения этого вопроса?

В.Н. Серов: Сейчас уже нельзя сказать, что больницы и родильные дома недостаточно оснащены современной аппаратурой. Она есть не только в центре, но и на периферии. Однако большая часть медицинского оборудования, которое находится в наших клиниках, либо японского, либо американского производства. Нашей отечественной аппаратуры почти нигде нет. Она хоть и стоит дешевле, но значительно более низкого качества. У производителя просто нет финансовой возможности довести ее до нужного уровня. Конечно, главный врач заинтересован закупить более качественное оборудование. А при покупке японского аппарата больница еще и получает 10% премии от фирмы-производителя.

Чтобы было понятно, как обстоят дела с научными разработками, приведу такой пример. Когда я был главным акушером-гинекологом страны, мы испытывали на нашей кафедре контрацептивный препарат, созданный Институтом органической химии имени Д.Н. Зелинского. Прошло некоторое время, и это средство устарело. Появилось новое поколение низкодозных препаратов. Ждать от государства денег на доработку контрацептива было бессмысленно. Тогда мне предложили продать уже имеющийся препарат, а на вырученные деньги провести его модернизацию. Сначала идея показалась очень хорошей. Но потом знающие люди сказали, что сделать это нам просто не позволят. Узнают и заявят, что мы травим наших женщин устаревшим препаратом. В определенной степени это было бы правдой. Но в результате у нас нет своего современного контрацептива. Приходится покупать их в Германии, Голландии, Венгрии и других странах. И так во всем. Собственная аппаратура и собственные препараты не создаются, потому что это требует долгой и серьезной работы, длительной финансовой поддержки авторов. Даже если сейчас начать вкладывать деньги в научные разработки, все равно нужно время, чтобы добиться какого-то результата.

Одна из ведущих фармацевтических компаний – американская фирма Лилли. Она начинала свою деятельность 140 лет назад в полуразрушенном кирпичном здании аптеки. Сейчас эта компания производит 40% рекомбинантного инсулина в мире. Чтобы дорасти до такого же уровня, нашим производителям нужны не только финансовые вливания, но и эти самые 140 лет плодотворной работы. А где их взять?

Возможно, проблему с лекарствами в какой-то степени можно решить за счет покупки дженериков. Но это необходимо делать под контролем. Нужна программа импортозамещения. Если такая программа есть, то врачи, конечно, должны о ней знать. Нехватка лекарств может обернуться очень серьезными проблемами как для людей, так и для государства. Попробуйте на минуту представить, что мы не сможем закупать инсулин, который в нашей стране производится в очень незначительных количествах. Это один из самых дорогих препаратов. Что произойдет с диабетиками? Нет, они не станут тихо умирать. Люди выйдут на улицы. Начнутся социальные взрывы, и это вполне закономерно.

Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта.